На протяжении всей моей карьеры, как я уже писал, меня воспринимали как сторонника жесткой политики в отношении Советского Союза. Не стану отрекаться. Многие из проблем между постсоветской Россией и США выросли из усилий российских лидеров обрести внутриполитические выгоды, представив Соединенные Штаты, НАТО и Запад в целом как постоянную угрозу России; вдобавок современная Россия тяготеет к запугиванию своих соседей, прежде всего тех государств, которые когда-то входили в СССР; имеет привычку использовать поставки нефти и газа в качестве инструмента политического давления и «выжимания» средств у европейских государств; грубо нарушает права человека и политические свободы и продолжает поддерживать ряд террористических режимов по всему миру. Но во времена «холодной войны», стараясь не допустить военного конфликта между нами, мы всегда учитывали советские интересы, маневрируя со всей осторожностью в тех вопросах, где эти интересы затрагивались. Ослабевшая Россия 1990-х годов заставила нас забыть эту безоговорочно полезную практику. Мы отказались от попыток увидеть мир с их точки зрения, перестали налаживать отношения ради долгосрочной перспективы. Таковы были мои личные убеждения – однако ныне я был министром обороны в администрации президента Буша, а потому поддержал решение о привлечении Грузии и Украины в НАТО (пусть и с легкими угрызениями совести, поскольку к 2007 году стало ясно, что французы и немцы против). Что касается систем ПРО, я продолжал искать способы учесть российские интересы и предлагал России военное партнерство. Тем не менее я отдавал себе отчет, что мы будем двигаться дальше, вместе с русскими или без них.
Отношения между Соединенными Штатами и Россией в мою бытность министром обороны в администрации Джорджа У. Буша определялись следующими факторами: решением президента усилить противоракетную оборону в Восточной Европе с учетом потенциального нападения со стороны Ирана, усилиями США по расширению НАТО за счет Грузии и Украины и вторжением России в Грузию. Наше стремление разместить системы ПРО в Европе также определяло характер отношений США и России в первый срок президента Обамы.
Нежелание русских соглашаться с реализуемым США укреплением противоракетной обороны в Европе имеет глубокие корни. Еще в ходе первых переговоров по ограничению стратегических вооружений, при администрации президента Никсона, Советы добивались запрета на разработку и развертывание системы противоракетной обороны, которую, по их мнению, готовили Соединенные Штаты (у них самих такой системы не было); наличие подобной системы обеспечивало нам существенные преимущества в стратегических ядерных силах. В 1972 году был подписан Договор об ограничении систем противоракетной обороны наряду с соглашением, которое ограничивало стратегический наступательный потенциал обеих сторон уже имеющимися военными программами. Стратегическая оборонная инициатива (СОИ) президента Рейгана, о которой объявили в 1983 году и которая предусматривала создание общенационального противоракетного «щита» с использованием передовых технологий, очевидно, разгневала СССР и, думается, привела русских в ужас. Помнится, я пошутил, что всего два человека на планете уверены, что СОИ окажется эффективной, – Рейган и Михаил Горбачев. Советы к тому времени находились под огромным экономическим давлением и понимали, что им не по силам конкурировать с нами в этих вопросах.
Решение президента Буша в 2002 году выйти из договора по ПРО 1972 года (тем самым у Соединенных Штатов появлялась возможность разворачивать любые системы ПРО по своему желанию) и последующее размещение перехватчиков и радарных станций на Аляске и в Калифорнии, наши усилия по привлечению Грузии и Украины в НАТО, наша поддержка независимости Косово (против чего русские категорически возражали) в сочетании с противостоянием России действиям США в Ираке и других «горячих точках» немало способствовали охлаждению российско-американских отношений, чем и объяснялась тональность выступления Путина в февраля 2007 года в Мюнхене. Личные отношения между Бушем и Путиным тем не менее оставались вполне уважительными.
Я усугубил сложную ситуацию с Россией, подписав – на следующий день после приведения к присяге в качестве министра обороны в декабре 2006 года – рекомендацию президенту разместить в Польше десять американских ракет-перехватчиков дальнего действия, а радиолокационную станцию для них развернуть в Чешской Республике. Мы предполагали начать строительство во второй половине 2008 года. Эта система должна была перехватывать иранские ракеты, если те будут запущены в сторону США или наших европейских союзников. При этом я понимал, что переговоры обещают быть трудными: Польша настаивала на значительно более активной военной помощи, а позиция правительства Чехии постоянно менялась. Русские же восприняли эти планы как угрозу своим стратегическим силам и как очередную попытку «окружить» их страну. Несколько недель спустя президент одобрил мою рекомендацию.