Долг – Отечеству, честь – никому…

Весной 1833 года в Босфоре под командованием старшего флагмана адмирала Лазарева собралась эскадра в составе 26 вымпелов, в числе которых были 10 линкоров и 5 фрегатов. Ударной силой эскадры были даже не сами корабли с их пушками: на линкорах ждали команды солдаты из состава десантного отряда численностью в десять тысяч человек! Русские, всегда верные своему слову, были готовы в любой момент вступиться за союзников.

И результаты не заставили себя ждать. 26 июня 1833 года в местечке Ункиар-Искелесси был подписан знаменитый мирный договор. Впрочем, для Турции он не предвещал ничего хорошего: Османская Порта навсегда распрощалась с Сирией и провинцией Аданой, перешедшими к египетскому паше.

«В Ункиар-Искелесси Николай I одержал новую дипломатическую победу, более замечательную, чем Адрианопольский мир, ибо победа эта была достигнута без войны, ловким маневрированием». Так говорится в «Истории дипломатии».

А что же главный «виновник торжества», адмирал Лазарев? К нему после случившегося воспылал симпатией турецкий султан. Михаил Петрович был пожалован высшей наградой Порты – орденом Луны и огромной медалью, усыпанной крупными бриллиантами (самый крупный был оценён в 12 тысяч рублей)[41].

– Турецкая медаль, конечно, хороша! – отшучивался Лазарев. – Но мне б хватило и русского солдатского Георгия. Хотя главную награду я уже получил – хранить честь Андреевского флага!..

Вскоре вице-адмирала Михаила Петровича Лазарева император назначит новым Главным командиром Черноморского флота и портов и военным губернатором Николаева и Севастополя. Взамен адмирала Грейга, которого призовут… на новую службу в Петербург. Отныне обласканный властями Алексей Самуилович Грейг будет представлять флот в Госсовете. Хоть так…

Однако незадолго до отстранения адмирала Грейга от должности, в июне 1833 года, в Николаеве произошла трагедия: внезапно скончался присланный туда с ревизией личный представитель императора флигель-адъютант Казарский. Весь Николаев в голос заверял: ревизора отравили!..

* * *

Итак, в 1831 году бывший командир брига «Меркурий» Александр Иванович Казарский был пожалован чином капитана 1-го ранга и стал флигель-адъютантом. С этого времени он выполнял важные поручения императора, оказался приближён ко Двору.

«Когда государь получил известие о бунте на Сенной площади, – пишет сенатор Фишер, – он забыл холеру, опасность и кордоны, сел в коляску с Меншиковым и Казарским и поскакал в Петербург, где по громкому слову государя: «На колени!» – бунтующая пятитысячная толпа опустилась на колени, как одна сплошная масса. По возвращении в Петербург, уже около одиннадцати часов вечера, государь прямо из коляски вошел в Монплезир в хлоровую ванну, чтобы не занести заразы в семейство, и его спутники сделали то же».¹⁵

Придворный чин и должность ко многому обязывали: теперь флотскому офицеру предстояло состоять в Свите императора. Флигель-адъютанты носили особый мундир с аксельбантом и эполетами; об их принадлежности к Свите свидетельствовал вензель императора на эполетах мундира.

Но имелось одно обстоятельство: в первой половине XIX века престиж флотских офицеров при Дворе оставлял желать лучшего.