Долг – Отечеству, честь – никому…

Закончив Морской кадетский корпус гардемаринами, братья Дали, став мичманами, продолжили службу на Черноморском флоте; плавали на различных кораблях, в частности – на фрегате «Флора». Старшего, Владимира, больше занимала литература – стихи, «пиесы» и водевили; младший, Карл, был увлечён астрономией. Именно проба пера ввергла Владимира Даля в пренеприятнейшую историю, напрямую связанную с адмиралом Грейгом и его «женой».

При поступлении в 1841 году Даля на службу в Министерство внутренних дел он так объяснял случившееся с ним без малого двадцать лет назад: «В Николаеве написал я не пасквиль, а шесть или восемь стишков, относившихся до тамошних городских властей, но тут не было ни одного имени, никто не был назван, и стихи ни в коем смысле не касались правительства…»

В своих невинных, на первый взгляд, водевилях и «пиесках» Даль чаще всего высмеивал военный быт и службу, но иногда отражал и жизнь горожан – простых и не совсем. На опусы мичмана начальство смотрело сквозь пальцы, тем более что вреда от них, в общем-то, никому не было. И так продолжалось до поры до времени…

Аккурат до 20 апреля 1823 года, когда весь Николаев оказался буквально взбудоражен: какие-то злоумышленники ночью расклеили некий пасквиль, в котором бросались нелицеприятные намёки на местное начальство – в частности, на адмирала Грейга и его гражданскую жену! Несмотря на то что полиция среагировала быстро, успев сорвать большую часть «стишков», сути это не меняло: во-первых, многие горожане успели их прочесть; а во-вторых, хулиган, написавший пасквиль, должен был быть привлечён к ответу. Последнего долго искать не пришлось, ведь самый известный в городе «сочинитель», как знал каждый, был мичман Даль.

В доме Даля полиция произвела обыск, в результате которого был обнаружен не только список (копия) с расклеенного пасквиля, но и новый, ещё «более ужасный», чем первый. Правда, в процессе дознания полиция допустила серьёзные нарушения: сам Даль при обыске не присутствовал, не было и понятых. (Позже эти обстоятельства позволят Владимиру Далю опротестовать приговор.)

Текст пасквиля (стихотворение называлось «С дозволения начальства»), обнаруженный писателем Юрием Крючковым в «Деле 28-го флотского экипажа о мичмане Дале 1-м, сужденном в сочинении пасквилей», звучал так:

«С дозволения начальства
Профессор Мараки сим объявляет,
Что он бесподобный содержит трактир,
Причем всенароднейше напоминает
Он сброду, носящему флотский мундир,
Что теща его есть давно уж подруга
Той польки, что годика три назад
Приехала, взявши какой-то подряд.
Затем он советует жителям Буга,
Как надо почаще его навещать,
Иначе он всем, что есть свято клянется,
Подрядчица скоро до них доберется».

Для полного понимания: профессор Александр Данжело Мараки являлся губернским секретарём, преподавал итальянский язык в штурманской роте; «полька» – не кто иная, как коварная дочь трактирщика Лия-Юлия, обворожившая Самого – Главного командира Черноморского флота и портов, военного губернатора Николаева и Севастополя, вице-адмирала Алексея Грейга. По всему выходило, что именно против этой женщины и был направлен анонимный пасквиль. Однако мичман Даль на следствии заявит, что пасквиля не писал; относительно второго стишка, найденного у него в письменном столе, объявит: написал якобы в защиту г-на Мараки.

А дальше… дальше был военный суд (длился с 3 мая 1823 г. по 18 марта 1824 г.). В судебно-следственном деле № 26, заведённом на мичмана Даля, имеется 53 документа на 85 листах²¹.

Во время судебных заседаний Владимир Даль неплохо защищался, хотя и признал вину сразу же – то есть, что именно он написал пресловутую «Антикритику», дабы «дать друзьям посмеяться». Однако посмеяться не удалось.

Из приговора военного суда:

«…Лишить чина и написать в матросы на шесть месяцев, отослать для надлежащего распоряжения о содержании к господину контр-адмиралу флота в Николаеве начальнику Языкову. В прочем передать на власть и благорассмотрение главного начальства.