Долг – Отечеству, честь – никому…

Недалеко от «Императрицы Марии» оказался «Фазли-Аллах» – бывший русский фрегат «Рафаил», сдавшийся в плен во время русско-турецкой войны в 1829 году. Выполняя Высочайшее повеление своего императора, адмирал Нахимов отдал приказ вражеский корабль уничтожить. Пушки русского флагмана и фрегата «Париж» оставили от «Фазли-Аллаха» одни обломки… После этого русский флагман присоединился к остальным кораблям, открыв плотный огонь по береговым батареям и вражеским фрегатам.

К четырём часам пополудни турецкая эскадра как боевая единица перестала существовать. Взорвался фрегат «Навек-Бахри»; потом – корвет «Гюли-Сефид». Выбросился на берег фрегат «Несими-Зефер». Почти все турецкие корабли, если не были взорваны и сожжены, выбросились на берег, где большинство из них были подожжены. Постепенно смолкали и береговые батареи…

Во время сражения отличился линейный корабль «Париж» под командованием капитана 1-го ранга Владимира Истомина[67]. Беспрестанно расстреливая пятую турецкую батарею, линкор одновременно вёл бой с двумя вражескими кораблями – фрегатом «Дамиад» и корветом «Гюли-Сефид». Последний, как уже было сказано, взорвался; а фрегат – выбросился на берег. После этого «Париж» вынудил и 64-пушечный фрегат «Низамие» сдрейфовать к берегу (где потом сгорел)[68].

«Нельзя было налюбоваться, – доносил адмирал Нахимов, – прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля «Париж». Я приказал изъявить ему свою благодарность во время самого сражения, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты»¹¹.

Из 7 турецких фрегатов были уничтожены 7; из 3 корветов – 3; из 2 пароходов – 1; из 2 вооружённых транспортов – 2; из 2 купеческих бригов – 2. Полностью оказались выведены из строя четыре береговые батареи… Это была блистательная победа русских моряков!

Как это обычно бывает, спасся самый хитрый. В тот раз им оказался турецкий пароходо-фрегат «Таиф», на котором смылся тот самый Мушавер-паша – англичанин Слейд. (Его примеру последовали командиры двух турецких кораблей, в панике бросившие свои команды.) Оторвавшись от преследования, беглец неожиданно наткнулся на отряд из трёх линейных кораблей адмирала Корнилова, спешивший на помощь Нахимову. Ловко увернувшись от них, командир «Таифа», Яхья-бей, припустил такого жару, что команда пришла в себя только в Константинополе.

Когда в шесть часов вечера в дымящуюся Синопскую бухту прибыл адмирал Корнилов, он оказался немало удивлён: все турецкие корабли были уничтожены!

– Как же теперь без трофеев в Севастополь возвращаться-то будем? Не поверят ведь, – улыбался в жёсткие усы Корнилов. – Нет, не поверят…

Синоп горел. Город некому было тушить – все разбежались по окраинам…

Потери русской эскадры составили 37 человек убитыми и 233 – ранеными. Турки в живой силе потеряли значительно больше: количество убитых и утонувших оказалось свыше трёх тысяч человек; несколько сот солдат и офицеров султана попали в плен. В числе последних оказался и сам командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша; его участь разделили командиры двух османских кораблей.

Единственный спасшийся турецкий корабль в Константинополе был встречен холодно. Узнав о трусливом бегстве парохода «Таиф», султан Абдул-Меджид I сильно разгневался:

– Этот недотёпа удумал меня обрадовать! – ругался он в адрес командира судна Яхья-бея. – Не лучше ли ему было геройски погибнуть вместе со всеми, чем разыгрывать тут комедию со своим геройством…

Яхья-бея с позором уволили со службы с формулировкой «за недостойное поведение». Что тут скажешь: устами султана глаголет Аллах…

Корабли Черноморского флота возвращались в родную Севастопольскую бухту[69]. Русские флотоводцы в очередной раз доказали, что лучше их на море нет никого…

* * *

Синоп явился бикфордовым шнуром, взорвавшим шаткое равновесие, грозившее активным противостоянием. Западные державы неспроста ополчились на Россию. Самодостаточность её внешней политики и прочный романовский Трон многих раздражал. И война с огромной империей могла решить внутренние проблемы как в Англии, так и во Франции.

Луи Наполеон понимал, что император он, в общем-то, липовый. Ни по крови, ни по праву, ни по совести Луишка не имел никаких оснований называть себя монархом. Именно об этом открыто заявлял царь Николай, отзываясь о французском императоре как о parvenu, то есть выскочке. Действительно, ввести войска в Парламентскую Ассамблею, арестовать без малого восемьдесят депутатов, а остальным под угрозой штыков приказать кричать «vivat!» – так теперь во Франции становятся императорами? Луи – не Наполеон I. И в этом была его беда. А чтобы тебе кричали «vivat!», – такое следовало заслужить. Но как-то не получалось. Франция постепенно катилась в тартарары…