Долг стрелка

Сводчатый потолок здесь был изукрашен золотом и инкрустирован слоновой костью. Голые стены из странного, слегка поблескивающего зеленого камня и такой же пол абсолютно не соответствовали представлениям Брилла об убранстве восточных помещений с их бесчисленными коврами и гобеленами. Окон в комнате не оказалось, но в куполе имелось достаточно отверстий, через которые проникал свет, тускло озарявший комнату. Единственным предметом мебели был атласный диван.

— Это комната великого Чингисхана. В нее он удалялся для размышлений. Лишь он один, когда был жив, входил сюда. После его смерти никто не переступал ее порога, пока не появился я! — торжественно произнес Барлоу. — Здесь он сидел и предавался мыслям, навеянным вином, опиумом и гашишем. Здесь мне впервые пришло в голову, что я совершил великое открытие. Все оставляет следы на окружающих предметах: виды, звуки, даже мысли, потому что мысль — материальная субстанция, невидимая лишь потому, что находится на ином уровне, чем видимая материя. Когда человек долго пребывает в помещении, он оставляет там следы своей личности, как нога оставляет след на глине или песке. Дерево, сталь, камень — все выступает в роли кинопленки и фонографа, навечно записывающих мысли, звуки и сцены. Но если в комнату входят другие люди, их следы тоже остаются там, накладываются друг на друга и превращаются в хаос. Естественно, некоторые материалы сохраняют следы дольше и лучше: так глина сохраняет следы лучше камня. Здешние стены обладают феноменальной способностью хранить невидимые следы. Нет камня более чуждого для Земли, чем тот, из которого сделана эта комната; думаю, ее построили из куска метеорита, упавшего в долину в незапамятные времена. Первые строители Хора использовали его для своих целей, и здешние стены хранят следы Чингисхана, хранят его мысли — и больше ничьи… Кроме, конечно, моих, но моего здесь так мало, что и говорить не приходится! Да, эти стены хранят все мысли, мечты и идеи, составлявшие личность великого завоевателя, и я проявлю картины, незримо запечатленные в них.

Брилл насмешливо фыркнул:

— Как? Помахав волшебной палочкой?

— Методами, которые я могу объяснить вам не более, чем дикарю из Конго можно объяснить телевидение, — невозмутимо ответил Барлоу. — Но сейчас я скажу то, что, может быть, поймете даже вы. Только новичку требуются механические приспособления для проведения физических опытов. Вот пример достаточно конкретный, чтобы даже вашему недалекому уму все стало понятно: мастер обходится без искусственных средств, он нуждается в них не более, чем атлет в костылях. Я развивал свою физическую энергию (использую этот термин за неимением более доступного), энергию, которая является нашей истинной жизненной силой. Сам мозг — всего лишь машина, которая излучает энергию, канал для ее выхода. Я открыл, как можно освободить эту сверхмощную энергию естественным путем, без помощи «костылей». Должен признать, что эксперимент, который я сейчас провожу, стал возможен лишь благодаря странному стечению обстоятельств и в конечном итоге зависит от чудесных свойств здешних стен. Некоторые люди являются медиумами, но неодушевленные материи, без сомнения, тоже могут выступать в роли медиумов.

— Но абстрактная мысль…

— Что такое любая личность, если не материальное существо, воплощающее мириады абстракций? Вселенная — это гигантская цепь, в которой каждое звено неразрывно связано с другим. Некоторые из звеньев мы узнаем с помощью наших внешних органов чувств, другие — только посредством различных приборов, да и то лишь в том случае, если они для этого достаточно совершенны. Я просто облекаю невидимое звено в форму, опознаваемую нашими органами чувств. Речь здесь идет лишь о превращении, о возвращении к базовым принципам. Мысли, в конечном итоге, касаются материальных предметов. Итак, сейчас вы убедитесь, что излучение мыслей, оставляющее следы на материальных предметах, может принимать форму, воспринимаемую нашими органами чувств. Смотрите!

Барлоу опустился на диван, оперся локтями о колени, уронил подбородок на руки и гипнотическим взглядом уставился на противоположную стену. В комнате произошли странные изменения: яркий свет потускнел, превратился в серые сумерки, по ровным стенам поплыли зеленоватые облака. Брилл в замешательстве огляделся. Он не мог отыскать ничего, что произвело бы такой эффект. Только голые, изменяющие цвет стены, тусклый купол над ними и застывший, как статуя, ученый на диване.

Брилл снова взглянул на стены. По ним бесконечной вереницей проплывали тени, бесформенные, туманные, быстрые. Иногда в тусклом свете проступали неясные человеческие фигуры. Потом все слилось в одно пятно, к которому был прикован гипнотический взгляд Барлоу. И в этом месте заблестело что-то зеленое, полупрозрачное, постепенно углубляясь и принимая некие очертания.