Долг стрелка

В глубине пятна улавливалось движение и волнение, слияние тусклых антропоморфных фигур. Потом по пятну проплыли тени, оно приняло более отчетливые очертания. Брилл подавил крик. Ему показалось, что он видит зеленое озеро, из глубины которого всплывает человек, приземистый гигант в шелковом халате. Одежда едва угадывалась, но лицо под бархатной шапочкой проступало все более отчетливо. Это было широкое, неподвижное лицо с раскосыми серыми глазами и щетинистыми усами, ниспадающими на широкие, тонкие губы. Это был…

Брилл невольно вскрикнул и задрожал как лист. Картина сразу исчезла. Тени пропали, осталась лишь ровная поверхность стены.

Барлоу с усмешкой наблюдал за своим гостем.

— Ну? — наконец спросил ученый.

— Это просто трюк! — огрызнулся Брилл. — У вас здесь спрятан проектор. Я видел лицо Чингисхана на старинных китайских монетах, да и вы тоже видели его. Такое нетрудно подделать!

Но, произнося эти слова, он смущенно сознавал, что по его спине стекают струйки холодного пота.

— Я и не ждал, что вы мне поверите, — резко ответил Барлоу, восседающий на диване, как разодетый в шелка Будда.

В тусклом свете неприятные изменения в нем стали заметны еще отчетливей. Лицо его стало почти уродливым, но Брилл все еще не мог облечь свои ощущения в слова.

— Меня мало интересует, верите вы мне или нет, — спокойно продолжал Барлоу. — Я знаю, что это был Чингисхан. Нет, не призрак, не привидение, не воскресший мертвец, а собранные воедино его мысли, впечатления, мечты. Они так же реальны, как и сам человек. Это и есть человек! Ведь что такое человек без его чувств, эмоций, ощущений и мыслей? Тело Чингисхана превратилось в прах много столетий назад, но бессмертные составляющие его существа покоятся в этих стенах. Когда они материализуются на видимом уровне, они, естественно, принимают вид физического тела, из которого исходили. Я сидел здесь часами и наблюдал, как великий хан становится все более отчетливым, пока стены, комната и время не начинали пропадать и здесь не оставались только он да мой собственный разум. Только они казались мне реальными. И в один прекрасный миг я ощутил, как он слился с моим собственным «я». Я стал понимать его мечты, его воззрения. Секрет его силы. Всем великим завоевателям — Цезарю, Александру, Наполеону, Чингисхану — природа дала силу, которой не обладают обычные люди. И я накапливал эту сверхъестественную силу, с помощью которой Чингисхан, рожденный в шатре кочевника, покорял армии, города, империи!

Барлоу возбужденно поднялся и вышел в коридор, плотно закрыв за собой лакированную дверь.

— Ну и что же дальше? — поинтересовался Брилл, следуя за ним по пятам.

— Я тоже стану завоевателем! Мое «я» впитывает все оставленные им следы! Я стану императором Азии!

— Какая чушь! — возмущенно фыркнул Брилл. — Мне надоело слушать про ваши воздушные замки. Я хочу знать одно: вернетесь ли вы со мной в Америку, к Глории?

— Нет. Вы привезете Глорию ко мне!

— Что?

— Да, я так решил! Она прекрасно вписывается в мои планы. Она верная жена и, если я ей велю, обязательно сюда приедет!

— Она слишком верная жена, — огрызнулся Брилл, — иначе уже давно развелась бы с вами! Да, она приедет, но не потому, что любит вас. Родители заставили ее выйти замуж, когда она была еще почти ребенком, а вы обращались с ней, как с собакой! Но в ней слишком развито чувство долга, поэтому она и послала меня на поиски пропавшего мужа. Мы с ней всегда любили друг друга. Я надеялся, что найду вас мертвым. Мне жаль, что вы живы! Но Глорию я не повезу в эту забытую богом долину! Да и как же китаяночка, Лала Цзу? У вас хватает наглости…

— Замолчите! — властно взревел Барлоу. — Вы привезете мою жену!

— Ах, вы!..

Брилл подскочил к нему, сжав кулаки.

Но прежде, чем они успели сделать хоть одно движение, к ним из-за занавески бросилась стройная фигурка. Это была Лала Цзу, и ее прекрасные черты были искажены яростью.

— Я все слышала! — пронзительно завизжала она, обращаясь к Барлоу. — Ты не привезешь сюда другую женщину! Ты не бросишь меня ради ее! Я убью…

С гримасой ярости Барлоу сильно ударил женщину по лицу открытой ладонью, сопровождая свой удар гортанными звуками, смысла которых Брилл не понимал. Три худощавых тонкинца тенями выскользнули из коридора, схватили Лала Цзу и, невзирая на ее крики и сопротивление, потащили к выходу. До Брилла и Барлоу донеслись звуки ударов и рыданий, слабеющие по мере того, как китаянку утаскивали все дальше.

Весь вид Барлоу был воплощением восточного гнева, и Брилл, глядя на него, почувствовал, как волосы на голове от ужаса встают дыбом.

— Теперь я понял! — заорал он. — Я с самого начала почувствовал в вас перемену! У вас монгольский акцент! Ваши глаза начали косить, ваша кожа приобрела медный оттенок… Эти следы, о которых вы бредили, проникли в вас и начали вас менять! Проклятье! Вы становитесь монголом!

На лице Барлоу появилось неистовое, дьявольское ликование.