Долг стрелка

— Да! — рявкнул он. — Я же говорил, что проникаюсь эманациями, исходящими от Чингисхана! Я буду вторым Чингисханом! Его личность заменит мою, потому что она сильнее! Как и он, я буду завоевывать мир! Я больше не буду сражаться с монголами, потому что стану одним из них. Они станут моим народом! Все азиаты станут моим народом! Я сделаю подарок монгольскому вождю и заручусь его дружбой. Вы вернетесь в Америку и привезете сюда маленькую дурочку, на которой я женился в минуту слабости. Она красива и будет моим подарком Тогрух Хану, монгольскому вождю!

Брилл с криком подскочил к нему. Каждый нерв его мускулистого тела был напряжен от примитивного желания бить, рвать, колоть… Силач-ученый встретил его гортанным ревом.

Брилл вряд ли чувствовал достававшиеся ему удары. В красном тумане слепой ярости он отбросил Барлоу назад, снова и снова молотя чугунными кулаками ненавистного врага, пока тот не ударился об угол стола. Брилл упал на него и впился пальцами в бычью шею Барлоу. С губ ученого сорвалось тревожное, бессловесное рычание, он попытался оторвать от своего горла цепкие пальцы Брилла. Из разорванного горла Барлоу на руки Брилла хлынула кровь, язык ученого вывалился, глаза его начали стекленеть.

В комнату ворвались люди, но обезумевший от ярости Брилл вряд ли слышал их крики и чувствовал удары. Тогда кто-то догадался оглушить его, ударив рукояткой пистолета по голове, и свет в его глазах померк.

Брилл пришел в себя с ясным пониманием того, что случилось, и горячим желанием возобновить поединок. Но он был связан по рукам и ногам и прикручен к стулу. Кровь из раны на голове стекала ему в глаза. Он помотал головой и увидел перед собой Барлоу. Увидев, как ему удалось изуродовать ученого, Брилл злобно оскалился. У Барлоу был сломан нос и, по крайней мере, два ребра. Лицо его напоминало морду освежеванного быка, а единственный здоровый глаз сверкал злобой.

— Убирайтесь! — прохрипел ученый своим слугам, задыхаясь от гнева, и бесстрастные тонкинцы выскользнули из комнаты.

Оглядевшись, Брилл решил, что находится в лаборатории Барлоу. В просторной комнате было полно научных приборов, в огромных стеклянных банках хранились чьи-то останки, и Брилл невольно содрогнулся при мысли о том, кому они принадлежат. Он снова взглянул на Барлоу, которого, казалось, покинул рассудок.

— Вы надеялись найти меня мертвым, — бессвязно бормотал ученый, — чтобы, вернувшись, жениться на моей жене! Что ж, я пошлю вас к ней! Видите то чучело обезьяны? Точно так же вы будете выглядеть через час! Смейтесь, невежественный безумец! Меньше месяца назад эта обезьяна была человеком, таким же умным и развитым, как и вы. Я открыл явление дегенерации, в результате которого человек превращается в зверя, от которого произошел. Я бы мог пойти еще дальше и довести его до состояния протозоя, из которого все мы родом. Но вас я оставлю обезьяной! Этот экземпляр умер, но вы будете жить, чтобы скакать по веткам и нечленораздельно бормотать в зоопарке или в цирке…

Его голос сорвался на пронзительный крик:

— Безумец! Вы хоть понимаете, о чем я говорю? Вы станете зверем! Грязной, волосатой, блошливой человекообразной обезьяной! Я пошлю вас своей жене с наилучшими пожеланиями, ха-ха…

Все произошло так быстро, что у Брилла помутилось в глазах. Из-за занавески выскочило гибкое, свирепое, как тигр, существо, размахивая сверкающим стальным кинжалом. Раздался звук удара и мучительный хрип Барлоу. Лицо его стало похожим на маску, он неуверенно качнулся и упал. Руки, высунувшиеся из широких шелковых рукавов халата, судорожно заскребли пол. Брилл содрогнулся, взглянув на эти желтые руки, каких не бывает у белого человека. Мертвый Барлоу стал совсем не похож на себя, его черты сделались чужими и неестественными.

Лала Цзу стояла над убитым, крепко сжимая в руке кинжал и неотрывно глядя на Брилла. Он тоже завороженно уставился на нее. Это милое, бездумное, юное создание могло убить его с тем же хладнокровием, с каким только что прикончило любимого человека. Дети капризов, прекрасные танцовщицы, часто бывают страстны, изменчивы и жестоки.

Вдруг Брилл инстинктивно вскрикнул, предупреждая китаянку об опасности: за ее спиной из-за портьеры выглянуло чье-то лицо. Один из тонкинских слуг разглядывал мертвое тело хозяина. Лала Цзу с пронзительным возгласом бросилась на слугу с поднятым кинжалом, но тонкинец исчез, и в коридоре раздался его резкий крик. Девушка в нерешительности остановилась.

— Освободи меня, девочка! — заорал Брилл, пытаясь разорвать путы. — Я помогу тебе!