Долг ведьмы

Заворачивает в плед, несёт к пещере. Укладывает в ванну, и зелёные лучи, словно приветствуя, радостно вспыхивают.

– Что у нас сегодня на ужин? – Молибден открывает один из принесённых с собой магически-изобретённых горшочков. По пещере разносится приятный овощной дух. – Тебе уже можно варёные овощи. Здорово, правда?

Подходит, помогает мне сесть. Открывает горшок с жёлто-оранжевым содержимым.

– Наверное, это вкусно. Гораздо вкуснее недоваренной капусты, которой нас пичкали в детском доме, – белобрысый гад улыбается, поднося к моим губам ложку. И от этой улыбки всё во мне переворачивается, сердце делает кульбит, бабочки в животе из бархатных становятся огненными.

На какое-то время воцаряется тишина. Он кормит, я покорно глотаю.

– Ненавидишь меня? – наконец спрашивает он, отложив ложку. Та со звоном падает на каменный пол. – Да, может я и не самый лучший человек, Мелкая, не самый благородный, не самый добрый. Но ведь и во мне есть что-то хорошее. Так прими это хорошее, возьми то, что я готов тебе отдать.

Разглядываю его лицо, красивое, волевое, печальное. Голос мягкий, и как же хочется окунуться в него, нежится в нём, растворяться в каждой ноте, вибрировать в унисон.

– Ты можешь молчать, можешь ненавидеть меня, обвинять, проклинать, но всё это не отменит моей любви к тебе, Мелкая. Я с самого детства мечтал быть рядом с тобой, всегда, каждую минуту. И я буду с тобой, хочешь ты этого или нет.

Уходит, забрав с собой пустой горшок. Смотрю ему в спину, раздираемая желанием окликнуть, прильнуть к горячей груди, к тому месту, где мощными толчками гулко бьётся сердце.

Стучат о каменный пол капли воды, на потолке дрожат зелёные блики. Я, то открываю, то закрываю глаза и всё думаю, думаю. Да, он выдрал меня из привычной жизни, выдрал с мясом, но разве мне плохо здесь, на Корхебели? И разве я, все эти годы разлуки не вспоминала Даньку Молибдена? Не мечтала хоть когда-нибудь встретиться с ним или хотя бы получить от него коротенькую весточку? Меня никто и никогда не целовал, никто не признавался в любви, не предлагал совместного будущего. Мужчины просто не замечали меня, я была для них чем-то сереньким, убогим, не женщина, а так, недоразумение. Так было в школе, так было в училище, так было на работе. Обо мне даже в праздник всех женщин как-то забыли. Все дамы удостоились символических подарочков, а я нет. Да, потом, разумеется, передо мной извинились, вручили какое-то полотенце и кусок мыло, однако, в душе всё равно остался гадкий, горький, словно прогорклое масло, осадок. Я смирилась, решила жить жизнью сестры, стать её тенью, опорой, ангелом хранителем. Но, как оказалось, её это только тяготило. А Молибдену я нужна, и он мне тоже нужен. А подвал? Да чёрт с ним! В конце концов Данька не даст мне оступиться, нужно просто довериться ему. Так готова ли я впустить в своё сердце нового Молибдена, уже не мальчишку, а мужчину? Готова ли я принять жизнь на Корхебели? Однозначно –да!

На следующее утро он приходит голый по пояс, мокрый, растрёпанный, с блестящими каплями воды на загорелых плечах, свёрнутая жгутом белая рубашка болтается на шее.

– Купался в море, – заявляет он, натужно улыбаясь, уже готовый к моему молчанию. – Сегодня слегка штормит.

– Где я нахожусь? – спрашиваю, а в пальцах возникает зуд, настолько сильно мне хочется дотронуться до кубиков на его животе.

– В сердце острова, – Данила усаживается на бортик соседнего корыта, раскрывает книгу, с деловитостью принимается перелистывать страницы. Чувствую его радость, облегчение от окончания моего молчаливого бунта. – В этом месте происходит привязка к Корхебелю. Маг становится неотъемлемой частью острова, а тот, в свою очередь, питает мага своей силой, хранит от болезней, дарит долголетие, увеличивает магический потенциал. Это должно было произойти с тобой после сдачи экзамена. Вашу группу проводили бы сюда под торжественную музыку и аплодисменты, сказав много всяких напутственных пафосных слов. Но тебе пришлось совершить ритуал раньше остальных.

– Путь на материк для меня закрыт навсегда. И никто даже не поинтересовался, хочу ли я такой судьбы, нужна ли мне эта привязка. Ты просто всё решил за меня, притащил, швырнул в это корыто. Ну да, правильно, что с мусором церемониться? – обречённо шепчу, а перед внутренним взором возникает лицо сестры, бледное, заплаканное, растерянное. Лицо, запомнившееся мне в день ареста матери.

Никто в тот день не кричал, не тянул руки друг к другу, не молил инквизиторов. Трое человек в чёрных плащах вошли в наш двор, один из них зачитал протокол и велел матери собираться. Бабка что-то беззвучно шамкала губами, отец продолжал рубить дрова, так, словно ничего не происходило, и во дворе не стояли трое чужаков, мы же с сестрой молча плакали, глядя на выпрямленную спину матери и потёртую, видавшую виды коричневую сумку на её плече.

– Ты была похожа на кусок сырого мяса, разодранная в клочья, окровавленная. Привязка к острову – единственное, что могло тебя спасти, Мелкая.