Долг ведьмы

Больше мы к этому разговору не возвращались. Да и не до моих проблем было Олеське. Она стала часто пропадать с Русланчиком, изучая его проект, и я искренне радовалась за подругу.

День тянется долго и нудно. Одно занятие сменяется другим, конспекты, преподаватели, задания. Не могу сосредоточиться, упорядочить мысли. Информация ускользает, не желая задерживаться в лёгкой, наполненной радужными мечтами, голове.

Как сообщить ему? Заинтриговать? Убить на повал ошеломляющей новостью сразу, без экивоков? А какова будет его реакция? Рассмеётся? Набросится с поцелуями? Расплачется? Ну, это вряд ли. Плачущий Молибден – это что-то из области фантастики.

Есть не могу, но не по причине токсикоза. Меня изнутри переполняет радостное предвкушение, одурманивающее сладкое волнение. И от того, вся еда кажется пресной и сухой. Интересно, кого больше хочет Крокодил, сероглазую миленькую девчушку или озорного пацана?

Болтовня преподавателей и активность студентов раздражают и кажутся смешными и мелкими. Изменение агрегатного состояния веществ, изготовление магических предметов, расшифровка сновидений, разве ж это магия? Настоящая магия во мне! Ведь что может быть чудеснее появления на свет нового человека? Который с начала будет красным и скрюченным, затем розовым, щекастым и сосущим кулачки, после, любопытным, лепечущим что-то на своём детском языке, неуклюже переваливающимся, словно медвежонок.

Этим вечером море на редкость беспокойно. В свете догорающего заката, волны цвета бронзы, с шумом, как-то нервно, словно сердясь, накатывают на берег, жадно хватая гальку, чтобы через мгновение вернуть её вновь. Резко, слишком нарочито пахнет йодом, сварливо кричат чайки, летая над водой так низко, что можно разглядеть щербинки на их клювах. Громады скал в свете заходящего солнца выглядят зловеще, словно залитыми, уже высыхающей артериальной кровью. И мне на долю секунд такое обилие красного показалось недобрым знаком.

– У нас будет ребёнок, – произношу совершенно будничным тоном. За целый день я извела себя настолько, что на улыбки, интриги и загадки просто не осталось ни сил, ни желания. Произношу, и продолжаю прокручивать эту фразу в голове, смакуя на языке, наслаждаясь сладко-терпким вкусом с лёгким мятным холодком, ловя себя на мысли, насколько приятно её произносить не про себя, а вслух. Именно поэтому, какое-то время, не слышу, а потом никак не могу понять, что говорит Данила. Его слова скользят сквозь меня разноцветными рыбами.

– Девочка моя, я знал об этом, просто всё никак не мог решиться, не хотел ранить, трусливо надеялся, что твоя подружка или целительница всё тебе объяснят. Но, думаю, что дальше тянуть с этим разговором не только глупо, но и опасно. Не бойся, это совсем не больно. Срок маленький, тут даже твоя подружка Олеся справится.

Куратор Молибден заглядывает в лицо, сжимает мои руки в своей огромной ладони. Между бровями глубокая складка, в глазах холодная сталь, а весь он сам в закатном сиянии, словно вылит из бронзы. Чувствую, как глупая улыбка сползает с лица, а внутри всё наполняется могильным холодом, однако, ещё не верю.

– Ты же слышала, что сказал Крабич в день вашего прибытия. Почему не пила таблетки, Мелкая?

Голос куратора, стальным штырём ввинчивается в мозг. Я мертвею с каждой секундой. По венам растекается смертельный холод, внутренности превращаются в куски льда, южный тёплый воздух становится густым и колючим, как в самую суровую зиму. Беззвучно открываю и закрываю рот, хотя голова гудит от роящихся мыслей и невысказанных, рвущихся на волю слов.

– Гуляя по острову, разве ты видела хоть одного ребёнка? Как ты думаешь, почему? Магические потоки, что мы с тобой ловим каждый день, не так безобидны, как могут казаться. Они убьют и тебя, и эмбрион. Мы должны избавиться от этого прямо сейчас, пока не поздно.

Сквозь охвативший меня холод, где то в области сердца начинает клокотать ненависть, чёрная, едкая, словно серная кислота, обжигающая резкой болью. Как же я ненавижу эти пухлые губы, этот совершенный овал лица, равнодушные стальные глаза, голос, сладкий, обволакивающий, тёплый и мягкий, как сливочное масло. Ненавижу горячую ладонь, сжимающую мои запястья.

– Как ты можешь такое говорить? – с трудом разлепляя замороженные губы, произношу, понимая, что несу бональщину, пошлость, словно героиня телесериала, ведь мои чувства глубже, ярче, сильнее. – Это наш с тобой ребёнок, чудо, подаренное богом! Причём тут Крабич? Причём тут магия? Что за бред ты несёшь?

Выдёргиваю свои руки из его хватки, запоздало думая, что это надо было сделать давно, пытаюсь глотнуть хоть немного воздуха, но он застревает в горле ледяным, бугристым комком.

– Дурочка, это не игра. Ты умрёшь. По-твоему, никто не пытался беременеть? Ты одна такая умная? И нет в тебе ещё никакого ребёнка, – голос Молибдена ровный, но по играющим на лице желвакам, я вижу, что он на грани, что все его аргументы исчерпаны, и он досадует на моё упрямство. – Ты забыла выпить таблетку, и сперматозоид соединился с яйцеклеткой только и всего. Не драматизируй, малыш.