Долг ведьмы

Ирка, только сбросившая морок, снова почувствовала, как ее накрывает волна чужого видения: Лес выцветал. Осыпалась зеленая хвоя, и корчилась, как в огне, листва. Веселые серебристые ручьи тускнели, замирал бег воды, становясь медлительным, как расплавленное олово, и таким же тусклым. Проступая сквозь пол и стены амбара, вокруг простирались уже знакомые черные стволы-скелеты, тянули искореженные, точно покрытые золой ветки. А потом она увидела, как шевелятся под землей мертвые черные корни. Они ползли, волоча за собой трупы-стволы, они передвигались, медленно, но упорно, и вместе с ними ползли белесые лишайники, жадно открывающие тысячи маленьких устьиц в жажде живой крови, и неслись рои зеленых мух, обсиживающих еще живое тело, превращая его в смрадный труп. Тоненькие усики плесени просачивались в землю, превращая ее в бесплодную труху, наполненную безглазыми белыми червями – взрываясь, будто подземные гейзеры, черви выплескивались на поверхность, поглощая все на своем пути. Ирка увидела судорожно дергающуюся ногу косули, все остальное тело уже скрылось под шевелящимся покровом: вот последние судороги затихли, и несчастное животное замерло, а потом растеклось смрадной лужей. От мертвых вод Звериного Кладбища плавно скользили души тварей лесных: ежей и зайцев, могучих медведей, хитрых рыжих лисов и серых ночных охотников-волков. Скользили, чтобы затеряться средь мертвых стволов и метаться меж ними, теряя суть и облик, чудовищной нежитью расползаясь по Ирию и дальше, дальше…

Ирка вскрикнула: она увидела свой мир! Поля, где ядовитая земля корежит брошенное в нее зерно, пропитывая его своим ядом и наполняя тела людей и зверей неживой ядовитой дрянью. Бесконечные смердящие помойки, уродующие землю и плавающие посреди океана, медленно опускаясь на дно и пропитывая мертвечиной все живое. И эта мерзость перетекала между двумя мирами – расползающееся по воде пятно нефти в Иркином мире просачивалось в Ирий, растекаясь лужей ядовитой грязи посреди цветущей лужайки, а деревья Мертвого леса прорастали в мир людей, наполняя его мертвыми черными спорами. Иркин мир напоминал яблоко из супермаркета – с тугими ярко-красными боками и блестящей, будто воском натертой кожурой, под которой прячется гниль.

Прижимая руки к животу, Ирка судорожно закашлялась, словно пытаясь вытолкнуть набившуюся в рот, нос и глаза, закупорившую легкие мерзость.

– Никакого сладу с ним не стало… с Псом. Хотя какой он теперь Пес – он теперь Повелитель! – с усталым ехидством пробурчал Медведь. – Мертвых в Лес таскает – будто своей мертвечины нам мало, творит с ними… тварей непотребных, ни живых, ни мертвых!

К видению Мертвого леса добавились груды брошенных среди стволов людских тел – и бьющихся в тисках блеклого лишайника животных… легионы странных, искореженных тварей, сползающихся к границе Леса… Тысячи неподвижных, мертвых глаз, таращащихся из-за мертвых стволов на живой мир! Невидимые в толпе, под широкими плащами по мощеным улицам городов скользили нечеловечески гибкие фигуры – и свет ночных фонарей, заглянув под низко надвинутые капюшоны, испуганно шарахался, наткнувшись на складчатую серую кожу, жабью пасть и узкие щелочки глаз.

– Серокожие! – выдохнула Ирка.

– Амряу! – с омерзением оскалился Старший Кот. – Он их… делает. И наделяет своей Силой. И верит им так, как не верит никому из нас!

– Придется огорчить вашего друга Волка – вырвать горло толстой человечке у него не получится, – послышался дробный перестук каблучков, и из тьмы у входа вынырнула закутанная в шитый серебром синий плащ молоденькая блондинка. За ней следовал худой курносый парень со слишком большим для него мечом за плечами – и как он с этой штукой управляется? Может, вовсе и никак, выхваляется хлопец…

– То ты его не знаешь, – настороженно наблюдая за ней – кто еще такая? – буркнул Медведь.

– Я, конечно, не знаю конкретно этого волка, – терпеливо пояснила блондинка. – Но вообще-то волки сено не едят. А Рада Сергеевна – толстая человечка – сейчас представляет собой толстенький пучок сена.

– Это кто ж с ней такое сделал? – обалдело приоткрыв рот, проревел Медведь.

Стоящий у нее за спиной Богдан сделал страшные глаза и аккуратно потыкал кончиком пальца в сторону Таньки. Та не оглянулась, но улыбнулась со скромным торжеством. Ирка пока украдкой вытерла мокрое от слез и пота лицо. Хорошо, что никто не смотрит. И плохо… плохо иногда быть ведьмой: уметь видеть чужими глазами, чувствовать чужими чувствами.

– Нельзя так выходить из себя, – тихонько пробормотала она. – Плохо может кончиться.

– Ну так чё – поехали? – отвлекаясь от недоверчивого созерцания Таньки, радостно предложил Медведь.

– Безусловно, – рассеянно обронила Ирка, стараясь унять поселившуюся в горле тошноту и дрожь где-то в глубине желудка. – Чего? – отвлекшись от мерзких ощущений на неприятную тишину вокруг, Ирка огляделась. Все пялились на нее – и Старшие Звери, и Танька, и Богдан, и кот. Только конелюди продолжали азартно выбрасывать кости и двигать фишки.

– Ты едешь с нами в Мертвый лес? – недоверчиво спросил Лис.