Долгая дорога домой

Не обращая внимания на протянутую руку Агаты, Элен встала и покинула кухню. В коридоре она встретила выходящего из столовой отца Тома и застыла на месте как вкопанная. Он тоже остановился и с удивлением осмотрел ее с головы до ног. В чистой одежде, с отмытыми и расчесанными волосами девочка была совсем не похожа на ребенка, которого он обнаружил в церкви, но все равно ему было неприятно, что она все еще в доме. Когда вслед за Элен в коридор вышла Агата, отец Тома обратился к ней:

— Мне казалось, отец Ленуар велел вам отвести эту… особу в приют, мадам Соз. Почему же вы этого не сделали?

Агата Соз с трудом сдержала гнев.

— Даже вы, отец мой, не можете запретить ей сначала позавтракать. Чтобы хоть в чем-то поступить по-христиански. — Пустив эту прощальную стрелу, мадам Соз взяла Элен за руку и повела вверх по лестнице, оставив ошарашенного молодого священника стоять в коридоре.

Вышедший из столовой у него за спиной отец Ленуар сделал ему очень мягкое замечание:

— На будущее, отец Тома. Я буду вам очень благодарен, если вы воздержитесь от вмешательства в дела, которые вас не касаются.

Получив выговор, молодой священник покраснел.

— Простите, отец мой, — залепетал он. — Я только намеревался…

— Дорога в ад вымощена благими намерениями, сын мой, — изрек старший священник. — Эта мудрая мысль вполне достойна вашего внимания.

Элен шла за Агатой по улицам, и мозг ее работал сверх обычного, лихорадочно решая, не броситься ли бежать, не скрыться ли в переулке, пока они не дошли до этого самого «Святого Луки», где бы он ни находился. Если так поступить, мадам Соз ни за что ее не догонит. И тогда она снова будет свободна. Однако в этом городе ее повсюду подстерегает опасность. Кроме того, она не знает дорогу домой, хотя, конечно, с помощью добрых людей в конце концов добралась бы дотуда. Но ведь мадам Соз сказала, что дом заколочен. Значит, там никого нет, и этот ужасный Гастон может снова прийти — он же знает, где она живет. А если не домой, то куда податься? Может, попытаться найти Жанно? Но Элен слишком смутно помнила, куда он ее водил, когда они встречались с Полем и Мартышкой. И потом она слышала звуки драки и даже не знает, удалось ли ему удрать.

К тому моменту, когда они свернули за угол и мадам Соз подвела Элен к тяжелым деревянным двустворчатым дверям высокого каменного здания, девочка так ничего и не решила. Она безнадежно глянула на серый мрачный фасад. Неужели мадам оставит ее здесь?

В панике Элен сделала шаг назад, но Агата так крепко взяла ее за локоть, что было уже не вырваться. Почти сразу приоткрылась дверная створка и выглянула низкорослая монахиня. Увидев мадам Соз, она отступила внутрь, впуская пришедших. Элен успела в последний раз оглянуться на оживленную улицу, и дверь у нее за спиной с тяжелым глухим стуком захлопнулась. Возможность сбежать была упущена — слишком долго раздумывала.

Глава двадцать первая

Марсель Сен-Клер был принят в Национальную гвардию и назначен в подразделение, которое охраняло Вандомскую площадь. Его не было на службе в тот день, когда гвардейцы открыли огонь по «друзьям порядка», требовавшим мира, и за это он был благодарен судьбе. Ему абсолютно не хотелось стрелять по обычным гражданам, даже по тем из них, кто шел на конфликт с Национальной гвардией. После так называемой бойни на Рю-де-ла-Пэ настроение в городе стало тревожным, на грани взрыва. Подразделение Марселя сейчас патрулировало городские ворота, проверяя входящих и выходящих и пытаясь вылавливать правительственных шпионов.

Когда избранное национальное правительство сбежало из Парижа в Версаль, в городе воцарился хаос. Центральный комитет назначил собственные выборы и сразу после этого объявил себя Коммуной. Вновь избранное руководство расположилось в пустующем Отель-де-Виль. Низшие классы Парижа весть о Коммуне восприняли с восторгом. Возле Отель-де-Виль собралась толпа. Согреваемые весенним солнцем, люди слушали прокламации властей, приветствовали марширующие под оркестр батальоны Национальной гвардии, пели «Марсельезу», кричали «Да здравствует Коммуна!». Казалось, что рождается новая эпоха!

Теперь власть в свои руки возьмут рабочие и все переменится. Это был день единения, день надежды, но радость пребывала недолго. Прокламация на самом деле была объявлением неповиновения правительству, и нависла мрачная угроза гражданской войны.

Несмотря на ликование, очень скоро среди коммунаров начались разброд и шатания. Они были неорганизованным объединением, состоящим из многочисленных диссидентских групп, каждая из которых имела собственные идеи, а некоторые сразу стали сводить личные счеты. Общая власть была в руках людей, хоть и наполненных революционным жаром, но не слишком искусных в управлении подобными разнородными группами, и вскоре коммунары уже ожесточенно спорили друг с другом, отстаивая свои взгляды.