Долгая дорога домой

Фашисты никак не ожидали сопротивления наших войск. Полковые орудия 128-го, 102-го и 106-го полков, 77-го артполка и минометные роты неожиданно открыли шквальный огонь. Фашисты заметались. Много грузовых машин было побито. Наши пехотинцы, автоматчики героически сражались с врагом. Бой продолжался до девяти вечера, пока не начало темнеть. До этого времени мы смогли парализовать движение фашистских войск. Противник вызвал авиацию. Нас беспрерывно бомбили. Почти весь наш полк был уничтожен.

Мы, работники клуба, были на левом крыле атаки, у всех нас забрали винтовки и только мне дали пистолет ТТ с одной обоймой в восемь патронов. Вторую обойму забрали. От смерти нас спасла наступившая темнота. Ночью немцы, как оказалось, не воюют, да и в лес заходить боялись.

Мы вернулись к своим палаткам. К нашей клубной машине пришли начальник штаба 1-го батальона лейтенант Базаров и старший лейтенант, командир 9-й роты. Всего нас собралось 11 человек.

Командиры – оба москвичи, участвовали в боях на озере Хасан и Халхин-Голе. У них был планшет, карта, компас. Первоначально мы ехали на нашей клубной машине. По лесным дорогам лежали трупы наших солдат, разбитая военная техника. Лежали и живые – без ног, без рук, плачущие, просящие помощи. Они были голодные, просили воды. Ужасная картина.

В одном месте по дороге были рассыпаны макароны, крупа и другие продукты из разбомбленного обоза. Очень много разбитой техники – машины, тракторы, танки. Всюду валялось оружие: пушки, пулеметы, винтовки. В лесах мы видели большие склады артиллерийских снарядов, мин, пулеметов, винтовок. Все это оставалось нетронутым и потом досталось немцам.

Подъехали к разбитому мосту. В болотах возле него застряли большие танки. Это были самые тяжелые в мире танки КВ – «Клим Ворошилов» из 17-й Алтайской танковой дивизии. Они шли к нам, но застряли в болотах. Я насчитал их двадцать! Возле озера на небольшой площадке стояла 76-мм пушка, весь расчет которой сгорел от термического снаряда, и их сгоревшие фигуры продолжали лежать рядом, а заряжающий даже продолжал стоять, совсем как живой. Из-за того что одежда сгорела, люди были голые, а у заряжающего даже член был в стоячем положении. Рядом лежали два подносчика снарядов, они были черные, как смола. Все это было очень страшно.

Мы положили на балки деревянного моста доски, и Хренов искусно провел машину на тот берег, хотя сам стоял на подножке, управляя одной рукой и готовый выпрыгнуть в любой миг. Мы уже переходили мост, как нас неожиданно обстреляли из миномета, ударил пулемет.

Под пулями мы бросились к машине. Несмотря на то что будка вся была в пробоинах, мы успели выехать из-под огня.

Машину спрятали в укрытие. Вокруг много окруженцев. Все они идут на восток, к своим. Все голодные. Мы нагнали колхозное стадо коров. Наши солдаты напали на коров и телок. Я сам видел, как они валили животных и рубили их, отрезали у еще живых животных куски мяса. Тут же разводили костры и жарили или варили в касках мясо. Вдруг начался обстрел. Опять из минометов и пулеметов. Мы бросили все и в панике побежали. Я даже не успел захватить свою плащ-палатку, о чем потом очень жалел. Из нашей команды, к счастью, никто не пострадал. Голодные, мы двинулись дальше. Заезжали в деревни, просили у крестьян хлеб, картошку, мясо, птицу. Нам давали, и мы сами готовили пищу. Стали выходить на большак и нападать на одиночные машины, брали из них продукты.

На перекрестках больших дорог фашисты высадили небольшой десант – маленький танк, несколько минометов, пулеметы и десяток солдат. Таким образом, они дважды нас основательно напугали. Так или иначе, но мы доехали до окраин Волковыска. Это был небольшой чистый городок в Западной Белоруссии. Окружен он лесами, полянами. В городе уже были немцы. Мы на своей летучке подъехали к городу и остановились, так как не знали, что делать дальше. Мосты были разбиты, а те, что сохранились, хорошо охранялись немцами. Вокруг было много тысяч советских солдат и командиров, которые не знали, куда им идти и что делать. Сверху пролетали немецкие самолеты, но нас не бомбили. Я сел в тень дерева, побрился и стал думать, что делать дальше.

В толпе все рядовые. Все политруки и командиры переоделись и тоже стали рядовыми. Я тоже хотел надеть старую гимнастерку, которая была в машине, но лейтенант Щепетков[87] запретил это делать.

Я только закончил бриться, как ко мне подошла группа солдат. Они сказали, что задержали подозрительного человека, скорее всего, шпиона. Хотели расстрелять, но он упросил, чтобы его допросил какой-нибудь политработник. Поскольку я был единственным, у кого на рукаве осталась красная звезда политрука, то они привели его ко мне. Задержанный сказал, что он – дивизионный комиссар, показал свой партийный билет. Все документы у него были спрятаны внутри подкладки сапога. По внешности он действительно был похож на шпиона. Я запомнил его имя – Яков. Вероятно, он был евреем.