Как адвокат с довольно обширной уголовной практикой, я был хорошо знаком с подобными историями. Я неоднократно встречал таких же ярких, талантливых людей, как мой компаньон, которые были вынуждены идти на преступления, чтобы свести концы с концами. Я не исключаю, что некоторые личности склонны к преступлениям из-за своей генетической наследственности или жестокого воспитания в детстве. Наряду с этим я убежден, что система апартеида способствовала превращению многих законопослушных граждан в преступников. Нет ничего удивительного в том, что аморальная и несправедливая правовая система порождала презрение к ее законам и правилам.
Мы прибыли в Порт-Элизабет на закате, и Джо Мэтьюс, сын З. К. Мэтьюса, организовал нам ночлег. На следующее утро я встретился с Раймондом Мхлабой, Фрэнсисом Баардом и Гованом Мбеки. С последним я еще не был знаком. В студенческие годы я прочитал его брошюру «Транскей в процессе становления». Он управлял кооперативным магазином в Транскее, однако вскоре собирался оставить его и стать редактором еженедельника «Нью Эйдж». Гован Мбеки был серьезным, вдумчивым человеком с мягким голосом, он уверенно чувствовал себя как в мире науки, так и в мире политики. Он в свое время принимал самое активное участие в подготовке Народного конгресса и имел хорошие перспективы занять в будущем самые высокие руководящие посты в Африканском национальном конгрессе.
В Кейптаун я отправился уже поздним утром, на сей раз моим компаньоном было лишь радио. Раньше мне никогда не доводилось ездить между городами Порт-Элизабет и Кейптаун, и я с нетерпением ждал по пути восхитительных пейзажей. Было жарко, с одной стороны дороги тянулась густая растительность. Едва я выехал из города, как наехал на большую змею, скользившую поперек дороги. Я не суеверен и не верю в приметы, но гибель змеи меня огорчила. Мне не нравится убивать никакое живое существо, даже то, которое способно внушить людям ужас.
Как только я миновал Хамансдорп, лес стал гораздо гуще, и я впервые в жизни увидел диких слонов и бабуинов. Большой бабуин перешел дорогу прямо передо мной, и я остановил машину. Он стоял и смотрел на меня так пристально, словно был детективом спецотдела полиции. Ирония заключалась в том, что я, африканец, впервые увидел такую Африку, какой ее рисовали в сказках и описывали в легендах. Такая прекрасная земля, подумал я, и вся она принадлежит только белым, для чернокожего африканца она недосягаема и неприкасаема. Меня поразила ее красота, она заставила меня испытать сильные чувства.
Где бы ни оказался борец за свободу, его везде сопровождают крамольные мысли. В городке Найсна, более чем в ста милях к западу от Порт-Элизабет, я остановился осмотреть окрестности. Здесь с дороги открывается замечательный вид. Насколько хватало глаз везде были видны густые леса – но я думал не о природе, а о том, что здесь много мест, где могли бы скрываться незамеченными и тренироваться повстанцы, ведущие борьбу против властей.
В Кейптаун я прибыл в полночь. Как оказалось, мне предстояло провести здесь две недели. Я жил в доме преподобного Уолтера Теки, руководителя местной методистской церкви, но большую часть времени проводил с Джонсоном Нгвевелой и Гринвудом Нготьяной. Нгвевела являлся председателем филиала АНК в западном регионе Капской провинции, а Нготьяна – членом его исполкома. Они оба были коммунистами, а также активными членами Уэслианской церкви. Я каждый день ездил на встречи с представителями АНК в такие города Капской провинции, как Вустер, Паарл, Стелленбош, Саймонстаун, Херманус. Я был намерен с пользой для дела провести каждый день своего пребывания в Кейптауне, но, когда я спросил, какое мероприятие запланировано на воскресенье (в Трансваале для меня это был рабочий день), мне сообщили, что этот день предназначен для посещения церкви. Я пытался протестовать, но тщетно. Коммунизм и христианство, по крайней мере в Африке, не являлись взаимоисключающими понятиями.
Однажды, гуляя по городу, я заметил белую женщину, которая в сточной канаве обсасывала рыбьи кости. Она была, очевидно, бедна и, судя по всему, бездомна, наряду с этим еще достаточно молода и даже не лишена определенной привлекательности. Я, конечно же, знал, что среди белых тоже есть бедняки, находящиеся в таком же бедственном положении, что и африканцы, но увидеть их можно было редко. Я привык видеть на улице чернокожих нищих, и меня поразил вид нищего белого. Хотя обычно я не подавал африканским нищим, сейчас у меня возникло побуждение дать этой женщине денег. В тот же момент я понял, какую злую шутку апартеид сыграл со мной: повседневные страдания африканцев я принимал как нечто само собой разумеющееся, в то время как при виде этой грязной белой женщины мое сердце сразу же потянулось к ней. В Южной Африке быть бедным и черным считалось нормальным, но быть бедным и белым – трагедией.