Утром 11 октября, когда мы готовились идти в суд, мы услышали по радио объявление о том, что прокурор Освальд Пироу внезапно скончался в результате инсульта. Его смерть стала серьезной неудачей для правительства: с этого момента эффективность и агрессивность команды обвинения заметно снизились. Судья Рампф произнес в зале суда эмоциональную речь в адрес Освальда Пироу, особо отметив его юридическую прозорливость, высокий профессионализм и основательность при рассмотрении дел. Хотя смерть Освальда Пироу пошла нам только на пользу, мы не радовались его кончине. У нас уже появилась некоторая привязанность к нашему оппоненту. Несмотря на одиозные политические взгляды Пироу, он на самом деле был гуманным человеком без примеси злобного личного расизма, присущего правительству, от имени которого он действовал. Его привычное вежливое обращение к нам как к африканцам (даже один из наших собственных адвокатов иногда, ошибаясь, называл нас туземцами) резко контрастировало с его политическими взглядами на превосходство белого человека. Наш маленький мирок внутри Старой синагоги казался странным образом сбалансированным, когда каждое утро перед началом заседания мы наблюдали, как Освальд Пироу за своим столом читал Nuwe Order, газету африканеров правой направленности, а Брэм Фишер за нашим столом – издание левых сил «Нью Эйдж». Следует также упомянуть его безвозмездное предоставление нам более ста томов предварительного судебного заседания. Это было щедрым жестом, который сэкономил защите много денег. Новым лидером команды обвинения стал Де Вос, который по красноречию или остроте постановки вопросов не мог сравниться со своим предшественником.
Вскоре после смерти Освальда Пироу обвинение завершило представление своих доказательств и приступило к допросу свидетелей-экспертов. Первым из них стал многострадальный профессор Мюррей, предполагаемый эксперт по коммунизму, который во время предварительного судебного заседания продемонстрировал полное отсутствие профессиональных знаний в своей области. В ходе безжалостного перекрестного допроса Исраэля Мейзелса профессор Мюррей был вынужден признать, что Хартия свободы, на самом деле, является документом гуманистической направленности, который вполне может отражать естественную реакцию и чаяния небелого населения на суровые условия своего существования в Южной Африке.
Профессор Мюррей был не единственным свидетелем обвинения, который мало помог гособвинению. Несмотря на огромное количество доказательств, представленных прокурором, и бесчисленные страницы показаний своих свидетелей-экспертов, обвинение не смогло представить никаких достоверных доказательств того, что АНК замышлял насильственные действия. Сам прокурор это прекрасно понимал. Однако в марте обвинение, заметно оживившись, продемонстрировало новый всплеск уверенности. Оно собралось обнародовать свои самые надежные доказательства. С большой помпой и громкими фанфарами в прессе власти представили суду скрытно записанную речь Роберта Реши. Это был короткий инструктаж, проведенный им в 1956 году (то есть за несколько недель до нашего ареста) в качестве руководителя группы добровольцев в провинции Трансвааль в комнате, переполненной другими «добровольцами свободы». В зале суда было очень тихо, и, несмотря на треск пленки и фоновый шум, можно было совершенно четко разобрать слова Роберта:
Обвинение считало, что оно достигло поставленных целей, что дело закрыто. Газеты часто публиковали слова Роберта Реши и повторяли утверждения прокурора о том, что теперь истинные намерения Африканского национального конгресса наконец-то раскрыты, что публичное притворство АНК о ненасилии разоблачено. На самом же деле произнесенная Робертом Решой фраза ни о чем не свидетельствовала. Роберт был превосходным, хотя и излишне эмоциональным оратором, и выбранная им в данный момент формулировка оказалась неудачной. Защита доказала, что он просто хотел подчеркнуть важность соблюдения дисциплины, необходимость для добровольца выполнять все, что ему прикажут, каким бы неприятным для него это ни было. Наши свидетели вновь и вновь подчеркивали, что речь Реши была вырвана из контекста и искажала политические установки АНК.