Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

В некоторых случаях мои соплеменники и родственники из Транскея посещали меня в Орландо, чтобы пожаловаться на сотрудничество отдельных вождей с правительством. Сабата выступал против Закона о содействии самоуправлению банту и не собирался менять своих убеждений, однако мои посетители опасались, что К. Д. Матанзима может свергнуть его (что в конце концов и произошло). Как-то Даливонга также приехал ко мне в гости. В это время проходил судебный процесс по делу о государственной измене, и я привез его с собой в Преторию на очередное судебное заседание. В зале суда Исраэль Майзельс представил Даливонгу судьям, и они любезно предоставили ему почетное место. Однако вне зала суда, когда Даливонга оказался среди обвиняемых, с ним общались уже не так почтительно. В ответ он начал агрессивно допытываться у окружающих, считавших его предателем, почему они возражали против правительственной политики «раздельного развития». Лилиан Нгойи заметила при этом: «Tybini, uyadelela lo mntu!» («Боже милостивый, ведь этот человек – провокатор!»)

32

Говорят, что жернова Господни мелют медленно, однако даже действия Всевышнего не могут соперничать по медлительности с судебной системой Южной Африки. 3 августа 1959 года, через два года и восемь месяцев после наших арестов и целого года юридических согласований, в Старой синагоге в Претории начался настоящий судебный процесс. Нам, наконец, было предъявлено официальное обвинение, и никто из тридцати обвиняемых не признал себя виновным.

Нашу команду защиты снова возглавил Исраэль Майзельс, которому помогали Сидни Кентридж, Брэм Фишер и Вернон Берранже. На этот раз нам предстояло весьма серьезное испытание. В течение первых двух месяцев рассмотрения дела гособвинение внесло в протокол около двух тысяч документов и вызвало двести десять свидетелей, двести из которых являлись сотрудниками спецотдела полиции. Эти лица признались, что, выдавая себя за членов Африканского национального конгресса, они прятались в шкафах и под кроватями и вообще шли на всевозможные уловки, включая обман окружающих, лишь бы получить любую информацию о нашей организации. Тем не менее многие документы и стенограммы выступлений, представленные обвинением, относились к числу общедоступной информации. Как и прежде, бо́льшая часть доказательств обвинения представляла собой книги, бумаги и документы, изъятые у обвиняемых во время многочисленных полицейских рейдов, которые были проведены в период с 1952 по 1956 год, а также записи, сделанные полицией на заседаниях АНК в тот же период. Отчеты сотрудников спецотдела полиции о наших выступлениях на этих заседаниях, как правило, были достаточно путаными. Мы шутили, что из-за плохой акустики зала суда и путаных и неточных отчетов детективов спецотдела полиции нас могут оштрафовать за то, чего мы не говорили, посадить в тюрьму за то, чего мы не могли расслышать, и повесить за то, чего мы не делали.

Каждый день в обеденное время нам разрешалось сидеть в просторном саду находившегося по соседству дома приходского священника, где нас угощали блюдами, приготовленными грозной миссис Таянаги Пиллэй и ее подругами в индийских традициях – с массой пряностей. Кроме того, во время утренних и вечерних перерывов нам приносили чай и кофе с бутербродами. Эти короткие передышки были похожи на крошечные каникулы от суда. У нас также появлялась возможность обсудить друг с другом разные политические вопросы. Эти мгновенья в тени палисандровых деревьев на лужайке дома приходского священника были самыми приятными во время судебного разбирательства, поскольку во многих отношениях этот судебный процесс был скорее испытанием нашей выносливости, чем судом справедливости.