Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Мозес Котане говорил весьма убедительно, и я понял, что он одержал верх. Даже Уолтер Сисулу не поддержал меня, и я снял свое предложение с повестки дня. После заседания я поговорил с Уолтером, упрекнув его за то, что он не пришел мне на помощь. Тот в ответ рассмеялся и сказал, что это было бы так же глупо, как пытаться сражаться с прайдом разъяренных львов. Однако Уолтер чрезвычайно изобретателен. Кроме того, он был отличным дипломатом, поэтому придумал следующий ход: «Позволь мне организовать твою встречу с Мозесом наедине. В ходе беседы с ним ты сможешь изложить ему свою идею во всех подробностях». Я находился в подполье, но Уолтеру удалось свести нас двоих вместе, и мы провели весь день, обсуждая интересующую меня тему.

Я был откровенен с Мозесом и объяснил ему, почему, по моему мнению, у нас не было другого выбора, кроме как перейти к насильственным методам борьбы. Я вспомнил старое африканское выражение: «Защититься от дикого зверя нельзя одними только голыми руками». Поскольку Мозес был коммунистом старой закалки, я напомнил ему про ситуацию с коммунистической партией на Кубе во времена военной хунты президента Фульхенсио Батисты. Руководство компартии настаивало на том, что соответствующие условия еще не созданы, и выжидало, следуя хрестоматийным определениям Ленина и Сталина. Фидель Кастро же не стал ждать, он решил действовать – и одержал победу. Если дожидаться, пока сформируются условия, описанные в учебниках, то их можно никогда не дождаться. Я прямо заявил Мозесу, что ему мешают устаревшие представления о том, что Африканский национальный конгресс является легальной организацией. Африканцы уже самостоятельно формировали на местах военизированные структуры, и единственной организацией, которая была способна возглавить их, был АНК. Мы всегда поддерживали инициативы народных масс, и теперь нам следовало поступить так же.

Мы проговорили практически весь день, и в конце концов Мозес сказал мне: «Нельсон, я ничего тебе не могу обещать, но подними этот вопрос еще раз на заседании Национального рабочего комитета АНК. Посмотрим, как все сложится на этот раз». Заседание было назначено через неделю, и я снова представил на нем свою идею. Мозес Котане в этот раз не стал возражать, он просто промолчал, а общее мнение участников заседания свелось к тому, что мне следует представить свое предложение Национальному исполнительному комитету АНК в Дурбане. Когда обсуждение завершилось, Уолтер Сисулу широко улыбнулся.

Заседание исполкома АНК в Дурбане, как и все организационные мероприятия АНК в тот период, проходило тайно, ночью, чтобы не привлечь внимания полиции. У меня были подозрения, что мне придется столкнуться с серьезными трудностями при обсуждении своего вопроса, потому что вождь Альберт Лутули, который должен был присутствовать, строго придерживался принципа отказа от любых форм насилия. Кроме того, не в мою пользу играл тот факт, что я поднимал вопрос о необходимости перехода к насильственным методам борьбы вскоре после судебного процесса о государственной измене. На протяжении всего этого процесса в наших выступлениях красной нитью проходила мысль о том, что для Африканского национального конгресса отказ от насилия является нерушимым принципом, а не тактикой, которую можно менять по мере необходимости. Я сам придерживался прямо противоположного мнения: отказ от насилия – это временная мера, тактика, от которой надо отказаться, когда она перестает работать.

На встрече в Дурбане я утверждал, что государство не дает нам альтернативы использования насильственных методов борьбы. По моему мнению, неправильно и даже аморально подвергать наших сторонников насилию со стороны властей, не предлагая им какой-либо альтернативы. Я снова упомянул тот факт, что люди в ходе борьбы за свободу сами начинают вооружаться. Переход к вооруженным формам борьбы состоялся бы независимо от того, инициировали бы мы его или нет. Так не лучше ли было нам самим направлять это насилие в нужное нам русло, действуя в соответствии с принципами, согласно которым следует спасать жизни, нападая на символы угнетения, а не на людей? Я предупредил, что, если мы сейчас не выступим с такой инициативой, можем опоздать и станем пассивными свидетелями процесса, который мы не будем способны контролировать.

Вождь Альберт Лутули сначала решительно сопротивлялся моим доводам. Для него отказ от насилия был не просто тактикой, а принципом всей его жизни. Однако мы всю ночь прорабатывали этот вопрос, и в конечном счете он согласился с тем, что переход к вооруженному этапу борьбы неизбежен. Я подозреваю, что в глубине души он понимал нашу правоту. Когда один из участников заседания намекнул, что, возможно, Лутули морально не готов к новой политике организации, тот парировал: «Если кто-то думает, что я пацифист, пусть попробует отобрать у меня моих цыплят, и он поймет, насколько он неправ!»