Председательствующим судьей на процессе в Ривонии был мистер Куарт де Вет, верховный судья провинции Трансвааль. Он сидел на судебном процессе в ниспадающей красной мантии под деревянным балдахином. Куарт де Вет был одним из последних судей, назначенных на свою должность Объединенной партией до прихода к власти африканеров-националистов, и не относился к числу проводников политики правительства Национальной партии. Он считался невозмутимым судьей, который проводил судебные заседания с совершенно непроницаемым выражением лица и без всякого снисхождения относился к чужой глупости. Главным прокурором был Перси Ютар, заместитель генерального прокурора провинции Трансвааль, который мечтал стать генеральным прокурором Южной Африки. Это был парень небольшого роста, лысый, щеголеватый. Когда он сердился или волновался, его голос становился писклявым. У него была склонность к драматическим и высокопарным фразам, которые порой грешили недостаточной точностью.
Открывая судебное заседание, Перси Ютар встал и обратился к суду: «Ваша честь, я начинаю дело ”Государство против Национального верховного командования и других“!» Я был обвиняемым номер один. Перси Ютар передал суду обвинительное заключение, обратившись к нему с просьбой немедленно предъявить нам обвинения и провести судебное разбирательство в упрощенном порядке. Таким образом, нам первый раз представили обвинительное заключение, которое до этого момента держалось от нас в строгой тайне, хотя сторона обвинения передала его изданию «Рэнд Дейли Мейл» и то опубликовало его в тот же день в своем свежем номере. Согласно этому заключению, одиннадцать из нас обвинялись в соучастии в более чем двухстах актах подрывной деятельности, направленных на содействие насильственной революции и вооруженному вторжению в страну иностранных войск. Государственное обвинение утверждало, что мы являлись участниками заговора с целью свержения правительства.
Нас обвинили в подрывной деятельности и заговоре, а не в государственной измене, потому что, согласно закону, для подтверждения фактов ведения подрывной деятельности и организации заговора не требуется столь обширной доказательной базы, какая необходима для подтверждения фактов государственной измены. Но высшая мера наказания (смертная казнь через повешение) предусмотрена в обоих случаях. При рассмотрении дела о государственной измене обязанность сбора доказательной базы ложится на сторону обвинения. Она должна привести неопровержимые доказательства своей правоты, представив не менее двух свидетелей для дачи показаний по каждому пункту обвинения. Согласно Закону о подрывной деятельности, бремя доказательства невиновности обвиняемого лежит на стороне защиты.
Когда очередь дошла до стороны защиты, то Брэм Фишер встал и попросил суд отложить слушание дела на том основании, что у защиты не было времени подготовиться к нему. Он отметил, что некоторые обвиняемые содержались в одиночном заключении в течение неоправданно длительного времени. Гос обвинение имело возможность для подготовки к судебному процессу в течение трех месяцев, а защита получила обвинительное заключение лишь в день начала этого процесса. С учетом этого заявления судья Куарт де Вет объявил трехнедельный перерыв до 29 октября.
Мне было крайне неприятно обнаружить, что Винни не смогла прийти на первое судебное заседание. Из-за введенного против нее правительственного запрета, который означал ограничение на выезд из Йоханнесбурга, ей требовалось разрешение полиции, чтобы попасть во Дворец правосудия в Претории. Она обратилась за таким разрешением – и получила отказ. Я также узнал, что полиция провела в нашем доме обыск и задержала молодого родственника Винни. Винни была не единственной среди жен наших коллег, которую власти стали преследовать. Пользуясь положениями Закона о 90-дневном задержании, полиция арестовала Альбертину Сисулу и Кэролайн Мотсоаледи, а также младшего сына Уолтера Сисулу, Макса. Заключение в тюрьму жен и детей борцов за свободу являлось одним из самых варварских методов государственного давления на нас. Многие мужчины в тюрьме были способны справиться со всеми испытаниями, которым они подвергались, но вынести мысль о том, что власти точно так же поступают с их семьями, им было крайне сложно.
Впоследствии Винни обратилась к министру юстиции, который разрешил ей присутствовать на судебном процессе над нами при условии, что она откажется от традиционной одежды. По иронии судьбы, то же самое правительство, которое рекомендовало нам поддерживать и развивать свои культурные традиции в отведенных нам хоумлендах, запретило Винни носить в зале судебных заседаний традиционное платья народа коса.