Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Брэм Фишер был весьма мрачен. Свойственным ему тихим голосом он сказал нам, что предстоит чрезвычайно серьезный судебный процесс и что власти официально сообщили ему о намерении просить для нас высшую меру наказания, разрешенную законом, – смертную казнь. По оценке Брэма, учитывая ситуацию, сложившуюся к этому времени в стране, такой вариант являлся вполне реальной возможностью. Таким образом, с этого момента мы жили в тени виселицы. Сама возможность вынесения нам смертного приговора все существенно изменила. Мы сами с самого начала считали такой приговор наиболее вероятным исходом судебного разбирательства. Гораздо менее тяжкие преступления, чем наши, еще совсем недавно карались пожизненным заключением.

Тюремная администрация не позволяла нам забыть, что нас могут повесить. В первый же вечер надзиратель постучал в дверь моей камеры перед самым отбоем и прокричал мне: «Мандела, тебе не нужно беспокоиться о сне! Ты скоро будешь спать долго, очень долго!» Я подождал немного, а затем ответил: «Все мы, включая и вас, будем спать долго, очень долго». Но это было, конечно, слабым утешением.

55

9 октября 1963 года нас погрузили в полицейский фургон с усиленной защитой, по центру которого шла стальная перегородка, отделявшая белых заключенных от чернокожих, и отвезли во Дворец правосудия в Претории, в котором проходят заседания Верховного суда, для открытия судебного процесса «Государство против Национального верховного командования и других». Позже этот процесс стал известен под названием «Государство против Нельсона Манделы и других» или же как «Судебный процесс в Ривонии». Весьма характерная деталь: рядом со зданием суда находился памятник Паулю Крюгеру, президенту Южно-Африканской Республики (или Республики Трансвааль)[64], который боролся против британского империализма в XIX веке. На памятнике этому герою африканеров выбита цитата из одной из его речей: «Мы заявляем перед Господом, который читает в наших сердцах, и перед всем миром, что, победим мы или нет, свобода неизбежно взойдет в Африке, как всходит солнце из утренних облаков».

Наш фургон двигался в центре колонны полицейских машин. Впереди этого кортежа ехали лимузины с высокопоставленными полицейскими чиновниками. Дворец правосудия был забит вооруженными полицейскими. Чтобы избежать огромной толпы наших сторонников, которые собрались перед зданием суда, наш фургон подъехал к его тыльной части через большие железные ворота. По всему зданию навытяжку стояли полицейские с автоматами. Когда мы вышли из фургона, то услышали, как наши сторонники поют и скандируют различные лозунги в нашу поддержку. В самом Дворце правосудия нас провели сначала в камеры под залом судебных заседаний, где мы находились до момента открытия судебного процесса, который был назван в прессе Южной Африки и во всем мире как «самый значительный политический процесс в истории Южной Африки».

Когда нас вывели из камер, каждого из обвиняемых сопровождали два вооруженных надзирателя. Войдя в богато украшенный, с высокими потолками зал судебных заседаний, каждый из нас повернулся к присутствовавшим в зале и поднял сжатый кулак – приветствие Африканского национального конгресса. На галерке для зрителей наши сторонники выкрикивали: «Amandla!» («Власть!»), «Ngawethu!» («Власть – наша!») и «Mayibuye Afrika!» («Да здравствует Африка!»). Это очень сильно воодушевляло нас, но для наших сторонников представлялось достаточно рискованным шагом, поскольку полиция записала имена и адреса всех зрителей на галерке и фотографировала их, когда они покидали зал суда. На судебном заседании присутствовало также множество отечественных и международных журналистов и десятки сотрудников разных загранпредставительств в Южной Африке.

После того как мы вошли, группа полицейских образовала плотный кордон между нами и присутствовавшими в зале суда. Мне было крайне неприятно появляться в суде в тюремной одежде (шортах цвета «хаки» и легких сандалиях), однако у меня как у осужденного просто не было другого выбора. Многие позже отмечали, что я выглядел весьма плохо – и не только из-за своей одежды. Я провел в одиночной камере несколько месяцев и потерял более двадцати пяти фунтов[65]. Вой дя в зал суда, я постарался максимально собраться и улыбнуться галерке для зрителей. Встреча, пусть даже и в таком формате, со сторонниками нашего дела освобождения была для меня лучшим лекарством.

Были приняты повышенные меры безопасности, так как всего за несколько недель до этого Артур Голдрайх, Гарольд Вольпе, Мози Мула и Абдулхай Йассат, подкупив молодого охранника, сбежали из тюрьмы. Артур Голдрайх и Гарольд Вольпе смогли переправиться в Свазиленд, переодевшись священниками, а оттуда улететь в Республику Танганьика. Их побег пришелся на время правительственной истерии по поводу подпольной деятельности активистов Африканского национального конгресса и был широко освещен в средствах массовой информации. Это стало позором для правительства Национальной партии и укрепило наш моральный дух.