Вика махнула пером и поморщилась, не отрывая бегающего взгляда от только что написанных ею строчек. Пачка бересты лежала у неё на коленях, а увесистый фолиант, с которым она сверялась, был прислонен к раме окна.
— Что-то в семье. Её папа вроде опять подсел на пчелиный яд — говорит, он в молодости баловался. Потом стало хуже, серьёзно так — но его отвадили. А тут, видно, пороки юности аукнулись. Стрёмно это всё. Неприятно, — Вика неуютно пошевелила торчащими под её серым «кенгурушником» плечами. Она явно не хотела над этим задумываться и развивать тему, так что Сашка переключилась на другую, куда более заботящую её саму.
— Ты в курсе, где Юра? Он оставил в комнате зудильник.
— Ага, — Вика широким жестом зачеркнула что-то в своих записях. — В Питере.
— В Питере? — удивилась Сашка. — Что за лешего он там забыл?
— А ты не в курсе? Я без понятия! Высаживаю и забираю его на набережной возле Адмиралтейской.
— Это что, ещё и не один раз было?
— Да уже раз сто пятьдесят! Заколебал! Правда, позавчера он притащил мне из своего круиза вот такенную коробку песочного печенья и офигенную рубашку из мужского отдела «Резёрвд»*, так что я добра, не жалуюсь и не любопытствую. Ты что, правда не знала? — недоверчиво переспросила Вика, взглянув на Бейбарсову через стёкла очков и двумя пальцами придерживая те за широкую чёрную оправу.
— Нет, — Сашка покачала головой.
Насмешливая судьба, похоже, не замедлила вернуть ей её сюрприз Накамуре. Правда был он совсем не таким приятным. Ей стало нехорошо.
Если до этого она и не была на сто процентов уверена в своих планах, то теперь точно стала.
— Ладно, — Бейбарсова куснула нижнюю губу. — А ты можешь подбросить меня до Лысой горы?
Вика с сожалением мотнула светлым хвостом.
— Извини. А то он вернуться сегодня не сможет.
Сашка вздохнула.
— Ну да, точно. Тогда я сама!
— Эй, на улице зима, а до Лысой горы тащиться несколько часов — напоминаю на случай, если ты это не учла! — окликнула её Валялкина уже на середине комнаты.
— Учла! — заверила Сашка, выходя из гостиной.
Что-то в мрачности её тона Вике не понравилось. Откинувшись на угол между стеной и рамой, Валялкина с минуту поразмышляла, не набрать ли по зудильнику Софью, но потом выкинула эту мысль из головы. В конце концов, Сашка без семестра выпускница, и до темноты ещё далеко.
Из команды Соловей его всё-таки не выпер, от чего Юре, тем не менее, лучше не стало. Он подозревал, что своим членством в Тибидохской сборной до сих пор обязан исключительно маячившему на горизонте матчу полуфинала и крайней степени отчаянья их тренера — которому нужны были все его игроки, даже если за теми наблюдалась тенденция сваливать с поля в разгар игры.
Соловей, однако, основательно прополоскал ему мозги на этот счёт. У Бейбарсова до сих пор звенело в ушах от свиста, и ему ясно дали понять, что в следующий раз покинет пределы стадиона он либо со щитом, либо на щите** — и уложит его туда в случае ещё одной самоволки лично Соловей О. Разбойник. Прошло уже два дня, а команда и половина Тибидохса до сих пор смотрели на него, как на предателя — хотя Слава, завалившийся в комнату только к двенадцати часам ночи после проигрыша, дал понять, что претензий не имеет (что, на ряду с облегчением, вызвало у Юры очередной приступ раздражения на святость Водолеева). Учитывая всё это, тусоваться с одноклассниками было не очень-то приятно. Поэтому Юра, проводя половину своего свободного времени у сестры в магпункте, уже второй день подряд сваливал в Питер к Лере.
Сегодня он возвращался около семи вечера. Было уже темно, на козырьках домов, на бетонных придорожных и декоративных — кованых и кокетливых — столбах горели фонари, отбрасывая белые, жёлтые и синие пятна на снег. Юра только что довёл Леру до угла детдома и теперь возвращался на набережную, сунув руки в карманы и мысленно снова прокручивая в голове подробности сегодняшней встречи.
Он был собой недоволен. По факту, он сам себя раздражал. Сегодня ему снова пришлось врать, хотя он ещё после первого раза зарёкся так не делать. Но чем ближе они сходились, чем больше говорили, тем труднее становилось лавировать между той правдой, которую можно было рассказать без последствий, и той, которую нельзя. Лера задавала вопросы — безобидные, нормальные, которые ты задаёшь любому человеку, которым хоть как-то интересуешься: где он учится, кем работают его родители, почему он никогда не звонит ей по телефону, раз уж взял её номер, что за перстень он всё время таскает на пальце?..
Юра мрачно усмехнулся, вспомнив, как она, подняв за запястье его руку прежде, чем он успел натянуть перчатку, деловито поинтересовалась:
— Ты что, криминальный авторитет, или это фамильная реликвия?
Бейбарсов скосил глаза на свой массивный серебряный перстень с печаткой.
— Угу, реликвия.
«…если магазин магических перстней на Лысой горе может сойти за семейный сейф» — про себя добавил он и, натянув перчатку, быстро сменил тему.
Были сегодня, однако, и приятные моменты.