Долгая история (СИ)

Юра, Сашка и Лера расселись вокруг одной из самобранок, разостланной у догорающего в лесу прямо между деревьев костерка. Потасканная жизнью самобранка потчевала не густо, но вина, фруктов и — почему-то — шаурмы хватало на всех. Ребята, прикрытые с трёх сторон густо растущей группой елей, а с четвертой — пламенем костра, расположились в таком укромном месте, что посягать на их пищу больше было некому. Зато отсюда, насколько позволял лес, неплохо просматривались остальные группки празднующих, а так же кусок дикого сада. Лера, прислонившись спиной к хилому дубовому стволу и медленно вертя в руках тяжёлый серебряный кубок, рассеянно наблюдала поверх костра за Таней и Глебом, бредущими по его опушке. После еды, вина и двух селфи с мертвяком она чувствовала себя очень умиротворенно и лирически.

— А я этого и не отрицаю: я ведьма и очень этим довольна³... — отстранёно пробормотала она, глядя на Таню, которая над чем-то так заливисто хохотала, что эхо доносило её смех аж до них.

— Что ты сказала? — заинтересовалась Сашка, отхлебнув из своей чаши и поворачивая к ней голову.

Лера очнулась.

— Ничего. Так, побочные эффекты гуманитарного образования вылазят.

Сашка хмыкнула. Юра, старательно пережевывая последний кусок шаурмы, одобрительно посмотрел на сидящих перед ним девчонок. За полчаса они ещё не поцапались, и он боялся лишним словом нарушить эту хрупкую идиллию.

— Да хватит жрать как не в себя! — Сашка перегнулась через самобранку и стукнула брата ладонью по плечу. — Это уже третья!

— Ты шама две съела! — с набитым ртом предъявил в ответ Юра. — М-м, а в какую пространственную дыру засосало Соню? Я её до сих пор ещё не видел.

— В ту же, в которую и Лоткова. Они собирались в город.

«Цветы здесь тоже какие-то странные, — игнорируя болтовню близнецов, тем временем задумчиво заметила про себя Лера, удивляясь, что обратила на это внимание только сейчас. — Вроде обычные… но цветут ночью. Или может только сегодня так?» О цветах она подумала потому, что старший Бейбарсов как раз сорвал один из желтоголовых одуванчиков и протянул его жене.

— А что за прикол с одуванчиками? — понаблюдав за ними, заинтересовалась Лера, поворачивая голову к близнецам.

Юра оглянулся через плечо, чтоб увидеть то, на что смотрела его подружка, и весело хмыкнул.

— Да без понятия! Отец их каждый год на годовщину свадьбы дарит. Это прикольно, но для него даже как-то… несолидно! — рассмеялся он. — Там по-любому какой-то подтекст, но нам его объяснить отказались.

— А с чего ты взяла, что с одуванчиками вообще есть какой-то прикол? — пытливо сощурилась Сашка.

Лера пожала плечами и лаконично ответила:

— Я наблюдательная.

Она неожиданно хихикнула.

— Наверняка это какая-нибудь трешево-позорная история, которую ни в коем случае нельзя рассказывать своим детям!

Сашка с Юрой в унисон расхохотались.

 — В нашей семье принято трешево-позорные истории, которые ни в коем случае нельзя рассказывать своим детям, заливать им на ночь вместо сказок.

— Да. А вместо «Давным-давно…» они все начинаются со вступления «А теперь внимание, дети, ВОТ ТАК делать НЕЛЬЗЯ»! — хихикнула Сашка и пролила немного вина на свой светлый подол.

Юра с Лерой устроили сосредоточенную войну за последнюю сливу — то ли там, откуда самобранка их воровала, их больше не осталось, то ли в старой скатерти глюкнула функция самовосполнения. Когда Бейбарсов выиграл и, довольный победой, благородно пожертвовал помятую сливу Лере — только тогда они обнаружили, что Сашка куда-то делась. Исчезла так незаметно, словно последняя неделя каникул.

— Куда она пошла? — оглядываясь, недоуменно протянула девушка. Сашки нигде не было видно.

Юра пожал плечами и, помрачнев, уставился в огонь.

Тем временем Сашка, призраком проскользнув между тонувшими в тени елями, углубилась в ту часть леса, которая находилась на периферии праздничного действа. Здесь было тише, спокойнее, темнее. Костры были разбросаны реже или уже гасли, ведьмы и маги перебрались в более оживлённые места, стягивались к городу. Сосновые иглы, которыми был усыпан подлесок, кололи пятки, но так было даже лучше. Так Сашка чувствовала себя более… живой.

А ей нравилось чувствовать себя живой.

Дважды из темноты на неё посмотрела пара янтарных, светящихся глаз, но вурдалак ушёл, не тронув, грустным воем жалуясь на Вальпургиеву ночь. Сашка, забавы ради, подвыла ему в ответ — но никакой забавы на самом деле от этого не получила.

Колоски из дурацкого «королевского» венца лезли ей в глаза, и она стянула его, небрежным движением закинув в кусты. Теперь казалось глупым, что она раньше так его хотела.

Ведьма добрела до запруды у дороги и спустилась по торчавшим из земли корням к берегу. Обступившие его старые ивы полоскали ветви в мутной, недобро мерцающей в звездном свете воде. Русалок видно не было, но прямо по центру озера пузом к верху плавал водяной.

В одном месте в густо поросших камышах виднелся широкий просвет, через который можно было подступиться к воде. Глядя себе под ноги, Сашка забрела в озеро по колено и остановилась.