Долгая навигация

Старшина торпедистов Дымов, которому привалило счастье дежурить по кораблю в такой денек, прибежал на полубак, свесил тяжелое тело через леера и долго рассматривал ссадины. Затем он распрямился и, не стесняясь, высказал все, что он думал о Докторе, о замечательных моряках на «сто восьмом» и о том разгильдяе, который привязал кранец к леерам и исчез с полубака неизвестно куда, вместо того чтобы бегать с кранцем вдоль борта.

Окончить Дымову не удалось. У ног его откинулась крышка люка и худой и белобрысый старшина акустиков Дунай раздраженно поинтересовался, будет питание на его станцию или нет.

По дороге вниз Дымов, как мог мягко, объяснил взволнованному коку, что сухофруктов у него, Дымова, нет, и лагуна запасного тоже, и он не знает, из чего и в чем варить компот взамен безвременно утопшего, это забота кока, старшины баталеров мичмана Карпова и, наконец, Доктора, который не понимает, чем лагун отличается от кранца, и если кок ищет большой человеческой правды, то пусть идет искать ее у мотористов, которых сто лет просили приклепать ручку к лагуну наново, а его, Дымова, волнует одно: чтобы стакан ледяного компота был к моменту снятия командиром пробы и ни секундой позже. Коля Осокин, увидев Дуная, громко закричал, что дизеля гоняли час и никакого питания больше не будет, тем более что на РТС предохранителей не напасешься. Дымов послал обоих к механику и повернулся к радисту Зеленову, тот хотел ни больше ни меньше как отключить всю трансляцию и менять какое-то реле, благо замену реле радистам наконец-то удалось протащить в суточный план.

Дымов очень удивился, тяжело влез в дежурную рубку и раскрыл суточный план работ. Перспектива остаться в такой день без громкоговорящей связи казалась ему мрачной. В плане в самом деле значился ремонт переговорного устройства с возложением сего на старшего матроса Зеленова, но пятью строками ниже стояла помывка левого борта и в графе исполнителей: старший матрос Зеленов.

Левый борт был насмерть закопчен швартовавшимися вчера в полигоне торпедными катерами.

— Реле не видно, — рассудил после долгого молчания Дымов, — а борт всей бригаде напоказ. Борт вымоешь до обеда…

Чудовищный рев, от которого задрожали переборки, обрушился сверху — и смолк. Затем по палубе над их головами коротко закапало: будто дождик прошел.

— Борт вымоешь до обеда, реле заменишь после. Топай за плотиком, а я тебе напарника сыщу.

Зеленов почесал в голове, отчего его всегдашние вихры поднялись еще печальней, напялил берет, влез в оранжевый спасательный жилет и пошел по стенке искать плотик, крепко размышляя о планировании.

А Дымов пошел узнавать, что это был за рев. Оказалось, старшина трюмных Ваня Доронин произвел давно задуманный подрыв аварийного клапана парового котла. Делается это просто: давление в котле осторожно поднимается выше нормы, клапан срабатывает, пар, грязь и накипь с грохотом вылетают в небеса.

Не успел Иван нарадоваться, сколь ладно и хорошо все получилось, как к ному в котельную выгородку спустился сам Дымов и крайне вежливо пригласил прогуляться наверх. Наверху было на что посмотреть. Сработал закон притяжения, и вся ржавчина вернулась обратно, густо загадив ростры и только что выстиранный чехол яла-шестерки левого борта. Иван выкатил свои синие глазки, а потом раскрыл рот: он постиг тайну профессионального суеверия. Не зря все предшественники и учителя заклинали его подрывать клапан только зимой, глубокой ночью и после обильного снегопада.

Тощий торпедист Сеня хромал, потирая коленку, по коридорам и доверительно всем говорил:

— С таким раскладом мы отчетливо утонем. Нет, вы поймите меня правильно, мне не обидно тонуть. Мне обидно тонуть у стенки.

Дымову Сеня сказал:

— О дежурный. Когда корабль превращается в плавучий караван-сарай, не теряй голову. Веди себя с достоинством, как подобает караван-баши.

Дымов взревел и назначил Сеню мыть вместе с радистом борт. Обязанности поделили так: радист спустился на плотик, а Сеня остался наверху обеспечивать — следить, чтобы радист не утонул. Жилет Зеленов надувать не стал, чтобы не мешал работать. Он драил борт щеткой на длинной ручке, макая ее в ведро с мыльным раствором, и смывал мыло водой, что плескалась вокруг; было это долго и скучно. Почему-то никто до Зеленова не додумался мыть борт из шланга. Сеня спустил ему шланг, подсоединил свой конец к пожарному рожку и, услыхав бодрое «врубай», пустил воду. Когда Сеня вернулся к борту, на воде рядом с плотиком плавал один берет. Шланг, разогнутый силой восьми атмосфер, выбросил Зеленова с плотика. Вскоре вынырнул и сам рационализатор с круглыми от холода глазами. Даже в разгар июля вода в бухте не располагала к купанию.

Вытаскивали его долго: мешало привязанное к ноге ведро.