Долгая навигация

— А чего мне думать? — мгновенно фыркнул Кроха. — У меня начальники есть. И вообще! Людей на уголь дай, на дизель — дай, на склад — дай! Компот утопили, радист искупался, питание — дай!..

— Утрясется, — махнул ладошкой Иван.

— Вот-ты умник!..

— Понедельник, — сказал Иван. — А в воскресенье — День Флота.

— Боцмана нет, — сказал Шурка. — Команды нет. Шлюпки нет, и весел нет!

Дела обстояли невесело. После сдачи курсовых задач с работой закрутило неожиданно лихо, потом шли учения, и снова в полигон, и вышло так, что гребли очень мало. Были гонки в июне, на рейдовых сборах, где победу отдали орлам с «двести пятого», но это все вздор. Судьи все были из первого дивизиона, финиш назначили на условной линии по форштевню флагмана. Флагман стоял на одном якоре, крутило его как бобика на цепи, и кто первым рванул эту линию — осталось неизвестным. Победу отдали «двести пятому», хотя его шлюпка была так называемой таллинской постройки (делали некогда такие ялы: облегченные, с низким бортом — специально для гонок) и совершенно неукомплектована. Комплектация шлюпки тянет пуда на четыре, и подобные штучки не делают чести боцману и старпому. Впрочем, давно известно, что «двести пятый» не корабль, а декорация, стоит всю навигацию у стенки, а черную работу тянет «полста третий»… Тем обиднее было так глупо и несправедливо проиграть. Боцман подал протест; когда его отклонили, пришел злой и сказал гребцам, что этот фарс — наука на будущее: выигрывать надо у-бе-ди-тельно! Отрываться на десять корпусов! И никто не получит повода передернуть.

Теперь боцман уехал на побывку и приболел. Старпом, которого любили, не любили, но всегда почитали как верного и яростного защитника корабля, убыл в командировку в Базу. Шлюпка, оборудованная для гонок, та шлюпка, на которой брали первые места в предыдущие годы, скучала на левом борту с пробитым днищем: посадило на камушек в декабре. Из восьми буковых весел, уравновешенных, залитых свинцом специально для призовых гонок, осталось три, остальные изломало волной в ту же осень. Правда, боцман получил восьмерку новых, легчайших сосновых весел, собирался их строгать и гнуть… но где он, боцман?

И с командой было неважно.

Гребцов на шестерке — соответственно шестеро. Ближние к корме называются загребными, они задают ритм остальным, дальше сидят средние и на носу — баковые.

Из старой, сработанной, выверенной во всяких переплетах шлюпочной команды осталось четверо. Шурка и Кроха — ветераны гонок «аж в ту навигацию», на первом году службы. Почему и за что выбрал именно их, молодых и сопливых, из всего экипажа боцман — оставалось загадкой, но гордились они несказанно. И не только на их корабле, а на целой бригаде почиталось великой честью быть у Раевского гребцом.

В следующее лето в команду вошли Иван и Карл, затем и Лешка Разин. Лешка телом тяжел, под стать Ивану и Крохе. Карл невысок, но крепок в плечах, с крупными тяжелыми лапами. Оба загребных, Шурка и Женя Дьяченко, — высокие и сухие. Крепкая, злая была команда. Корабельные годы стирали прошлое, все были равны в робах с широкими матросскими воротниками, в заломленных набок фланелевых беретах, и слабо вспоминалось о том, что Кроха Дымов был наладчиком в типографии на онежском берегу, Шурка — слесарем с Петроградской стороны, Женька — боцманом на танкере Каспийского пароходства. Иван и до службы шлепал котельным машинистом на волжских пароходах, и в хаосе корабельных систем, совсем как господь, видит стройную целесообразность, а Карлу до механизмов дела нет, он в боцмана пришел из колхозных плотников. Лешка гонял свой «МАЗ» на Урале, а в выходные ребра ломал на мототреке, и на корабль его списали из шоферов — за какую-то историю. Не имея корабельной специальности, он, естественно, пошел в боцманскую команду, Карлу в помощь. Работать оба они с Карлом могли за четверых; с такими строевыми боцман может спать спокойно, зная, что палуба — без льда и ржавчины, растрепанного каната на всем корабле не найдешь и пройдохи из нижней команды не получат ни грамма лишней краски…

Хорошая была команда. Злая. Работали в шлюпке «только так», весла, пролетая под бортом, казалось, вовсе не касались воды, шлюпочка шла как стрела, и, когда они после пяти часов тренировки легко и красиво возвращались к борту, на всех кораблях выходили к носовым ограждениям — посмотреть.

И — не стало правого загребного. Лучшего кореша. Женю Дьяченко, старшину минеров, забрали на «сто восьмой»: трудно там было с минерами.

А сегодня утром Шурке сказали, что Женька вот уже месяц тренирует гоночную команду «сто восьмого».

— Вот так вот.