Долги наши

— К подшефным? Эшелоны разгружать? — спросила старая женщина, которая поднималась им навстречу.

— Да, раненых привезли.

В темном дворе Люба увидела мать. Вместе с другими работницами Надежда Матвеевна переносила тюки суровья, снимая их с грузовой машины.

— Ну, что от отца? — спросила Люба.

Надежда Матвеевна покачала головой, подошла к Любе.

— А ты помнишь, какой сегодня день?

— Сегодня?.. А… наши именины… Смешно…

Вдруг загудели сирены, затем подключились гудки заводов.

И голос репродукторов: «Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!»

Люба повернулась к девчатам:

— Пробирайтесь, девочки, в госпиталь, а мне на дежурство…

— Ты там поосторожнее на крыше… — сказала Надежда Матвеевна.

— Ну, что ты, мать, ерунда…

НАЛЕТ НА МОСКВУ

Пожарные, торопясь, подсоединяли во дворе комбината гидропульт, разматывали шланги.

Люба поднялась по крутой лестнице на чердак — ее пост был на крыше ткацкой фабрики.

Двое рабочих — пожарники — раздавали брезентовые рукавицы, совки и лопаты.

Через слуховое окно Люба вышла на крышу. Ночь была звездной и безлунной. Город угадывался внизу. На фоне неба вырисовывались громады ближайших корпусов, дальше была только темнота.

Люба сидела, прижавшись спиной к трубе, поджав ноги, запахнув телогрейку. Было очень тихо. Звездное небо казалось совсем мирным.

Рядом с Любой на покатом склоне крыши лежала совковая лопата и брезентовые рукавицы. Невдалеке стоял ящик с песком.

Из-за конька крыши показалась физиономия девушки, которая дежурила на противоположном скате.

— Люб, а Люб, нет у тебя чего пожевать?

— Хлеба кусочек.

— Давай. Я все время знаешь какая голодная. Можешь представить, вчера ночью от голода проснулась и даже заревела.

Люба достала из кармана телогрейки завернутый в газету кусок хлеба, протянула.

— Держи, Нинка.

Нина быстро развернула, отломила, стала жевать.

— Люб, а Люб, — зашептала она, — никому не скажешь, про чего я тебе скажу… Страшно мне… боюсь я…

— Чего? — удивленно спросила Люба.

— Всего. Как даст «он» сюда… Крыши этой чертовой боюсь…

— Я от тебя умру, Нинка, крыша как крыша… Чего тебе бояться?

— Любовь, ты не слыхала — говорят по рабочей карточке будут к празднику чего-то давать? — сказала Нина и тихо завизжала: — Мамочка, сейчас съеду, съеду… съезжаю, съезжаю…

Люба, смеясь, протянула ей руку.

— Давай, пересаживайся ко мне.

Нина перебралась на ее сторону.

— Будем песни петь, хочешь? — сказала Люба. — Тихонько, тихонько…

И они тихо запели на два голоса:

Жаркою страстью пылаю,
Сердцу тревожно в груди,
Кто ты — тебя я не знаю,
Но наша любовь впереди…

— А это ведь не с начала, — сказала Нина.

— Не важно… Давай дальше…

Далека ты, путь-дорога.
Выйди, милая, встречай.
Мы простимся с тобой у порога,
Ты мне счастья пожелай…

— Нинка, ты врешь мотив безбожно… Тут надо так…

Нинка ахнула — вдали вдруг зажегся столб света. Прожектор уставился в небо. Затем вспыхнул другой, и в то же время послышался шум моторов.

— Ну, вот — явились не запылились, — сказала Нина. — Сейчас начнется кадриль… Как даст по нас…

Теперь уже множество прожекторов шарили по небу, и на их фоне видна была изломанная линия городских домов. Загремели зенитки. Один из прожекторных лучей нашел вражеский самолет. Тотчас же и второй прожектор осветил его, и теперь они вместе «вели» этот самолет, не давая ему скрыться. Все ближе к самолету вспыхивали взрывы. И вдруг он задымился, стал падать.

Прожектора не поспевали за падением, потеряли его невдалеке от земли. Раздался оглушительный взрыв, взлетело пламя.

— Ура-а-а! — восторженно закричала Нина.

Над городом повисли две осветительные ракеты. Бушевал заградительный огонь. Вдруг где-то совсем близко разорвалась бомба.

— Ой, мамочка, пропали! — завопила Нина. Переходы от восторга к отчаянию были у нее мгновенными.

Новый взрыв — еще сильнее и ближе. Девушки ухватились за трубу — казалось, взрывная волна сейчас снесет их с крыши.

Посыпались «зажигалки». Одна из них упала на другом конце крыши. Схватив лопату, Люба бросилась туда. Нина побежала за ней. Железо грохотало под их ногами.

Но зажигалка была уже сброшена рабочим-пожарником.

— Ну вот, — разочарованно сказала Нина, — только разогнались воевать.

Против Трехгорки горел чердак жилого дома. На фоне ярко освещенных чердачных окон видны были силуэты людей, боровшихся с огнем. Поднималась раздвижная пожарная лестница, тянули кверху шланг.

Девушки возвращались на свои места.

Теперь, когда опасность миновала, каждый шаг по крыше стоил Нине великих усилий, она то и дело хватала Любу за руку.

— Ладно, ладно, не притворяйся, — говорила ей Люба, — только что как коза бежала…

Место у трубы казалось обжитым, своим. Девушки уселись по-прежнему. Зенитный огонь ослабел — видно, немецкие самолеты были отогнаны.

— На чем мы с тобой остановились? — сказала Люба. — Как там начало?

Тучи над городом встали…

Нина подхватила: