Долгий путь домой

Марию Владимировну как ветром сдуло, Грим и не ожидал от неё такой воровской прыти.

– Это документ строгой отчетности! Я полицию вызову! – заорала директриса.

Он медленно встал, медленно подошел к Вороне, навис над ней.

– Какая полиция? Я номера купюр переписал. Взятка при исполнении служебных обязанностей! Торговля государственными документами! Давай, вызывай…

Ворона тихо завыла, уронила лицо в ладони. Грим увидел сверху плешивое темя старой женщины. Принюхался, в нос ему ударил перегар.

– А-а-а, вон оно что! Так ты с бодуна?! – злорадно обрадовался Грим. – Так это совсем другое дело! Тогда всё понятно! А я думаю, чего выпендривается, «образование», «время стоит на месте»! И, главное, «записывайте»! На! – он шлёпнул перед ней на стол пятитысячную. – Иди домой, поправься. Лучше пивком, – посоветовал он и пошел к двери.

– Я пиво не пью, – пожаловалась директриса.

– Зря, – заметил Грим. – Хорошо освежает!

Грим еле нашёл графиню. Она отбежала метров на двести, стояла в кустах на противоположной стороне, спиной к детдому, делала вид, что разглядывает красоты райцентра.

– Ну что там? – быстро спросила она и оглянулась по сторонам, готовая продолжить «делать ноги» куда угодно.

– Алкашка, – сказал Грим. – Полный моветон.

– Теперь легко найдем! – Мария Владимировна потыкала пальчиком в папку. – Я думала, что придется идти по его жизни поэтапно, а тут всё будет легко, найдем этого майора и всё! Только Петя теперь не Сидоров. И наверняка не Борисович. Он теперь Пётр Константинович Звягинцев.

…Они опять шли мимо «Техники на все случаи жизни».

– Я сейчас! – Грим заскочил в магазин. Банкомат работал. Он проворно снял еще сто тысяч. Банкомат выдал деньги, опять извинился и умер. В магазине они прикупили продуктов, Грим взял пару бутылок шампанского, и пошли по колее Изабеллы к дрезине.

…На деревенском «перроне» их ждали двое, Цезарь и Гордик. Цезарь оправдывал имя, сидел, не дёргаясь, достойно. Гордик метался, не зная, как уважить Грима.

– Ванятка, мне Митяй сказал… – он бегал вокруг дрезины на полусогнутых. – Это ж прелесть какая! Мы такой аппарат заделаем!

– Комильфо, а, Гордей? – поддела Гордика графиня.

– Со стола убрали? – в лоб спросил Грим. Гордик в панике схватился руками за голову.

– Понятно. – Грим раздражился. – Дуй в три ноги, чтобы всё было убрано, пока мы дойдем.

Когда они вошли в калитку, Гордик заканчивал швырять в тачку банки, рыбью шелуху. Грим подошел, повёл носом.

– И ссали здесь же… Свиньи вы. Я к вам со всей душой, а вы… свиньи. Значит, так. Привези посадочной картошки, сколько сюда надо, рассады, какая есть, и самовар. Всё поставь на стол. Обоссанную землю пролей водой из речки. И вон с глаз долой. Нужен будешь – позвоню. Стой, на вот семь тыщ, пять за работу и две на обмыв. Митяй знает. Библяотекарь!

Гор дика убило именно последнее слово. Услышав его, он рухнул с высот восторга от мотора до этого «библиотекаря», душа его шлепнулась прямо в тачку с пустыми пивными банками.

Не оборачиваясь, они ушли в дом и находились в нём, пока скорбный Гор дик проливал свежей водой землю друга детства, обоссанную земляками. Мария Владимировна налила Цезарю молока, накрошила в него белого хлеба и подрезала колбасы. После еды Цезарь лизнул ей руку и пошел к себе на фуфайку. Вечером топили печь, помянули Веника, Ефима Моисеевича, выпили обе бутылки шампанского за Петю Константиновича Звягинцева. То и дело Грим хватал папку, читал документы.

– Видишь, ребенок нормального развития, физиологических отклонений не обнаружено, и психически адекватен! – с гордостью говорил Грим. – Это и понятно, у нас в роду хиляков и придурков никогда не было. Давай, за Петьку! – и он вздымал, как знамя, стакан с шампанским, выше головы. Пригубив, Мария Владимировна, задумывалась, на лице её появлялась благостная улыбка.

– А ну-ка, дай дневник поведения, – просила она Грима, и он бережно выдавал ей из папки этот документ.

– Смотри, как здесь говорится… Спокоен, усидчив, вдумчив, умеет вести беседу… – со значением читала графиня.

– Значит, умный! – Грим опять хватался за стакан с шампанским. – Весь в старшего брата. Скажи!

– Особенно по части «спокоен» и «усидчив», – поддевала она Грима.

До обеда они сажали картошку, в каждую лунку Грим со знанием дела сыпал щепоть золы из печки, в теплице – свеклу, помидоры, перцы. Пили чай из самовара с медом и баранками. В обед Мария Владимировна нажарила картошки на сале. Грим распластал кусок малосольной сёмги, купленной в райцентре. После обеда они рухнули в постель и проспали до самого вечера. А на закате пошли гулять по шпалам в сторону райцентра и обратно. Звенели птицы. Солнце лежало не верхушках деревьев и уже не слепило. Ветерок нес с собой запахи молодой листвы, уже теплой земли и ольховые пушинки. Оступаясь на ребрах шпал, Мария Владимировна ойкала, хваталась за руку Грима.

– Ой, упаду! Держи меня!

Грим держал графиню крепко.

Они были счастливы.