Долгий путь в Гридни

Подождав еще немного, Свей встал, потянулся, простер руки к светилу, молясь, взял свои вещи и спокойно зашагал мимо спящих и уже вставших воинов. Иногда, когда видел, что на него подозрительно смотрят, он подходил и спрашивал по-печенежски с виноватым видом:

– Вы не видели моего коня? Такой черный весь, с белым пятнышком во лбу?

Ему отвечали, что не видели, и успокаивались, приняв за пастушка. Свей шел дальше. Ему не было страшно. Он оставил страх там, в городе. Сейчас у него была цель, и он шел к ней твердыми, уверенными шагами.

Остались позади шатры, малые и большие группы печенегов-воинов, раздирающих на кусочки сухое мясо, а потом медленно и долго их пережевывая. Для них наступил еще один скучный однообразный день под стенами богатого города. Каждый с надеждой смотрел на ворота, а вдруг они откроются. Гортанные выкрики, смех слышны отовсюда. Сегодня они веселятся, а завтра, если ворвутся в город, будут без пощады убивать детей, стариков… Нет, нельзя позволить им ворваться в стольный град. И Свей, помахивая камчи и стараясь держаться в тени, направился к воде.

До реки осталось еще метров десять. На берегу расположилась небольшая группа воинов, там грели на костре воду и громко смеялись, разговаривая. Вернее, говорил один немолодой богато одетый печенег. Его волосы,когда-то черные, как ночь, перемешала седина, а в руках он держал знакомый Свею музыкальный инструмент, карнай, и увлеченно рассказывал что-то.

Инстинктивно замедляя шаг, Свей решал, как быть дальше: пройти мимо печенегов и, пробежав два-три метра, сразу броситься в воду или подойти. Но берег высокий, не видно, какая там глубина. А вдруг мелко! Разобьешься. Да и стрела мгновенно настигнет бегущего.

– Стой, – окликают его. – Куда идешь?

– У печенегов даже в лагере дозорные!– мелькнула мысль.

Свей прижал к груди руки с камчи, проверил на месте ли убрус, что надо передать черниговскому воеводе и подошел к сидевшим печенегам.

– Коня ищу, – отвечает отрок по-печенежски.

– Садись, – кивнул воин. – отдохни и послушай.

Воин рассказывал древнюю легенду кочевых народов о крылатом коне. Это была любимая история Куркутэ, который мечтал заработать столько денег, чтобы купить коня. После трудового дня он садился на землю, и, скрестив ноги, раскачивался из стороны в сторону то ли пел, то ли рассказывал о юноше, у которого был прекрасный крылатый конь.

Они никогда не разлучались. И когда юноша мчался на своем любимце к возлюбленной, буйная грива и шелковый хвост коня издавали чудесную мелодию. Все живое и неживое, даже золотая пыль с солнечных дорог, по которым летел крылатый конь, замирала в сладостном томлении.

– Но если у тебя есть красивая любимая, значит, есть и соперница, – вещал седой воин, мягко пощипывая смычком струны карная. – Злая соперница в черной зависти отрезала крылья коню – и конь умер.

Как печалился юноша, как убивался, потеряв друга. А потом решил в память о неразлучном спутнике создать нечто звучащее. Он сделал каркас из дерева, обтянул его шкурой, а конец грифа, получившегося инструмента, украсил головой коня. Из волос он сплел струны, а из хвоста сделал смычок.

– Вот как у меня.

И певец протянул руку со смычком, показывая воинам, рассматривающим теперь все очень внимательно. Они сочувственно кивали головой рассказчику, будто это у него горькое горе, будто это он сотворил такое чудо. А музыкант продолжал:

– И вновь полилась песня над просторами степей, чудная мелодия, рожденная летящим по солнечным дорогам конем.

Лилась тягучая, однообразная музыка, такая же бесконечная, как степь, и воины внимали ей , закрыв глаза и покачиваясь в такт, как травинки в степи.

Инструмент затих. Все вокруг оживились. Седой печенег недовольно и подозрительно посмотрел на Свея. Воины повернулись и тоже впились глазами в сидящего юношу. Чернобровый, безусый, худощавый, он смотрел спокойно и открыто. Дорогая сбруя, висевшая через плечо, вызывала уважение, а рубаха с длинными рукавами, расшитыми золотыми ромбиками, говорила о том, что пастух принадлежит богатой семье.

– Какой же ты воин, если теряешь коня? – прищурив глаза спросил печенег.

Свей пожал плечами, виновато улыбнулся и развел руками: оплошал, мол.

– Ладно, – смягчился дозорный. – Посмотри, нет ли твоего коня в том табуне, что пасется на берегу.

Свей еще раз виновато улыбнулся и, как можно беспечнее махая камчи, пошел вдоль берега реки. Иногда он останавливался и как будто поправлял сандалии, но не оглядывался и старался идти медленно, а внутри все сжималось от страха. Река рядом, но и кочевников на берегу много. Свей повернулся и посмотрел, насколько далеко он ушел от пристани

– Течение в реке сильное, наверное, отнесет вниз. Может, еще вверх пройти? Нет, это вызовет подозрение, – раздумывал Свей, шагая вперед. Улучив момент, когда дозорный повернулся к нему спиной, Свей в три прыжка очутился на высоком скалистом берегу Днепра. Прыгнул в воду, роняя на лету, и кнут, и камчи, и сандалии.