Долгий путь в лабиринте

Верховой ездой Канарис занимался по утрам, через день, как советовал врач, и всегда в этом парке. Ведь Тиргартен находился совсем рядом с большим четырехэтажным зданием, где он теперь служил. Но оберст ошибался, утверждая, что это было некое тыловое управление вермахта. Обширный особняк на Тирпитцуфер, 74 являлся главной резиденцией абвера, одного из самых таинственных учреждений гитлеровской Германии, а Канарис - главой абвера. Он был назначен на эту должность два года назад, когда отпраздновал свое 48-летие. Назначение было секретным, и поначалу о нем знали только заправилы рейха, верхушка генералитета и РСХА1. Кстати, сейчас, два года спустя после своего назначения, руководитель абвера был уже контр-адмиралом. За это время многое изменилось. Абвер, в котором числилось менее сорока сотрудников, когда его принял Канарис, теперь насчитывал более четырех тысяч офицеров и агентов и продолжал расширяться. Но все равно о нем и о его руководителе публике мало что было известно.

1 Главное имперское управление безопасности.

Время приближалось к десяти утра. У выезда из парка адмирал соскочил с седла. Ординарец подхватил поводья и увел коня. Канарис же сел в поджидавший его автомобиль.

Три минуты спустя он был уже в своей резиденции. Еще через несколько минут переоделся в пиджачную пару и занял место за письменным столом просторного кабинета.

По всем признакам предстоял напряженный день. Уже месяц, как по заданию Гитлера военный министр и главнокомандующий вермахтом фон Бломберг готовил некий ответственный документ. Вчера Бломберг был вызван в имперскую канцелярию, пробыл там весь день. Таким образом, сегодня ожидались новости.

Канарис не ошибся. Прогудел зуммер прямой связи абвера с Банделерштрассе2. Канарис снял трубку и услышал глуховатый баритон военного министра. Фон Бломберг вызывал к себе главу военной разведки и контрразведки вермахта.

2 Улица в Берлине, на которой помещалось военное министерство Германии.

Когда Вильгельм Канарис снова появился в своем кабинете, рабочий день был на исходе.

Некоторое время он сидел неподвижно, собираясь с мыслями, потом достал из сейфа толстую тетрадь. Это был его личный дневник, куда записывалось все самое важное.

Сейчас предстояло сделать запись о совещании у Бломберга. Оно было знаменательным. Министр огласил директиву, одобренную фюрером. Вермахту предписывалось энергично готовиться к войне, хотя в директиве и признавалось, что Германия не должна опасаться нападения с чьей-либо стороны.

Предусматривались следующие вероятные варианты.

1. Война на два фронта с центром тяжести на западе (план "Рот").

2. Война на два фронта с центром тяжести на юго-востоке (план "Грюн").

Далее шла детализация вариантов, анализ положений, в которых могла бы оказаться Германия.

Подчеркивалось - при выполнении плана "Грюн" нужно исходить из следующих условий: война может начаться на востоке молниеносным нападением Германии на Чехословакию, для чего германская дипломатия и секретная служба обязаны заблаговременно создать политические и международно-правовые предпосылки.

Канарис отложил перо, так и не написав ни строчки, встал и зашагал по кабинету. Смеркалось, но он не зажигал огня, медленно передвигаясь от стола к окнам, затем вдоль них - к противоположной стене, где висел большой портрет полковника Николаи3. Под портретом была прикреплена полочка, на ней красовались две безделушки из фарфора и бронзы. Первая изображала лежащую на боку таксу, к которой приткнулись полдюжины щенят. Вторую, очень древнюю, вывезли из Китая. Это была сложная композиция из трех обезьян-капуцинов. Одна обезьяна напряженно всматривалась в даль. Другая слушала, приложив ладонь к уху. Третья держала палец у рта и как бы предостерегала...

3 Руководитель немецкой разведки в годы первой мировой воины.

Канарис задержался возле безделушек, в который раз всматриваясь в бронзовых капуцинов - это были его любимцы. Более того, он считал статуэтку неким символом секретной службы, задача которой - все видеть и слышать, самой же оставаться невидимой и неслышимой.

В отсветах угасавшего дня старинная статуэтка загадочно мерцала. Это была зеленая бронза, великолепно отполированная, и столетия не только не состарили ее, но, напротив, придали металлу какую-то шелковистость, как бы завершив то, что задумал и создал скульптор.

Канарис долго стоял возле полки, снова и снова рассматривая фигурки обезьян, их выразительные физиономии.

Вздохнув, он вернулся к столу. День выдался трудный. Сейчас он мечтал о постели - лечь, расслабиться, провалиться в сон... Но он не мог уйти, не сделав записи в дневнике. Он никогда не откладывал этого на завтра: новый день приносит новые заботы, они вытесняют из памяти то, что было накануне. Память человеческая столь несовершенна...