Долго еще до вечера?

И он ушел, огорченный, что у него нет других доказательств. Как ни жаль, а надо было дать ему уйти. Мы едва познакомились и, хотя я чувствовал, что он любит меня, не мог сказать ему слишком много, особенно не мог сказать, что огурец на базаре я украл, чтобы полицейский погнался за мной, а папа в это время успел передать портфель одному человеку, который справлялся, сколько стоит товар. Что в портфеле, я не знал, не должен был знать и не хотел. Я знал, что папа — честнейший в мире человек и что люди, с которыми он тайно встречался, не могут не быть такими же. И еще знал, что тот человек только притворялся, будто его интересует, сколько стоит товар. Больше мне нельзя было знать, нельзя было быть умнее, да я, вероятно, и не был.

ДРУЗЬЯ

МНЕ ИДЕИ ПРИХОДЯТ ВНЕЗАПНО. И вот так же внезапно мне пришла идея написать роман.

Вам смешно? Пожалуйста, смейтесь. Мне и самому было смешно. Правда. Не стану же я вам врать, спросите у мамы, если хотите, как я прыснул со смеху, когда попросил прекратить жужжание пылесоса, потому что мне нужна тишина, я хотел писать роман и мне не хватало лишь тишины… Мама, разумеется, сказала, что лучше бы я поставил себе градусник, мол, у меня, вероятно, температура и бред, а если мне все равно нечего делать, если я просто так сижу за папиным столом, грызу карандаш и выплевываю огрызки на ковер, напрашиваясь, чтобы меня отодрали за уши, то лучше бы я сходил и купил банку горчицы, что пора бы и мне чем-нибудь помогать, уж такая ее судьба, не дал бог девочку, а дал меня…

Заметили, значит, что у меня не было подходящих условий, чтобы писать роман, но я решил написать его, не думая об условиях.

Самое неприятное в том, это я сразу скажу, что я не знал, с чего начинать. Конец, даю слово, не стану же я вам врать, я знал до малейшей буковки, у меня была на уме одна очень красивая фраза о кончающихся каникулах, что-то такое про осенние запахи, про каштаны, которые лопаются, падая на тротуар, про листья, которые гонит ветер, в общем, описание природы на десятку. По описанию природы я всех за пояс заткну, оно у меня в кулаке: ветер, дождь, облака, как хочу, так и поверну, никаких проблем.

Только я не хотел начинать с описания. Не модно, я в одном журнале вычитал, что не модно.

Мне хотелось начать с портрета одного из ребят, моих сверстников, может, только чуть повыше меня, уши на одной уровне, а не как у меня, левое — выше, правое — ниже, может, он не такой соня, что мама будит его по утрам минут пятнадцать, пока добудится, может, серьезнее (как мне объяснить это слово: серьезнее?), ну, скажем, если он найдет кнопку, то думает приколоть расписание к стенке, тогда как мне ничего более путного не приходит в голову, как подложить эту кнопку острием вверх кому-нибудь на стул… У вас создалось обо мне впечатление? Бедная мама, не дал ей бог девочку!

Так вот, я додумал про одного из ребят, с которым всей душой хотел бы дружить, про такого, с которым ты бы делился на перемене последним бутербродом, чтобы он не боялся, что, одолжив тебе акварельные краски, он их не получит обратно, чтобы не страдал, когда уступит тебе свой велосипед, сделать два-три круга. Не знаю, как считаете вы, а меня роман без такого героя не интересует и без него я не собирался его писать. Или я способен вообразить себе такого героя, или…

Вот об этом я и раздумывал, в то время как пылесос жужжал, а байка горчицы стояла на полке в гастрономе непроданной. Я грыз кончик карандаша «Студент» номер два, а герой и не собирался (обратите внимание на стиль!) оседлать мое перо и предстать передо мной во всем своем великолепии. Я бросил карандаш, скомкал бумагу и вышел на улицу. Ребята были все в сборе и играли в мяч — у Силе такой мяч! — ели яблоки, которые Григоре привез от бабушки, смеялись над тем, что было незадолго до этого, когда они выворачивали карманы, чтобы набрать два пятьдесят на билет Мариане, чтобы она тоже посмотрела фильм в «Глории». Они обрадовались, что я пришел играть в мяч.

В общем, что уж там, даю слово, зачем я вам стану врать, в этот момент я понял, что знаю, как мне начать роман.

Герой, о котором я мечтал, ждал меня. Он был там, на улице, среди ребят, или точнее, я люблю точность, им были все ребята вместе да еще плюс Мариана.

И рядом с ними был я, я уже видел себя идущим вместе с ними в гастроном и слышал, как мама говорит:

— Зачем мне девочка, когда у меня сын хоть куда?!

СВЕРТОК

ЭТО БЫЛО ЗИМОЙ сорок третьего года, я еще не вступил в Союз коммунистической молодежи, но один человек — доктор X. — знал, что в один прекрасный день вступлю, он в то время знал не только то, чего не знал я, но и то, чего не знали многие взрослые люди. Доктор доверил мне задание, мое первое задание, о котором я вспомнил прежде всего через год, осенью сорок четвертого, уже после Освобождения, когда, прося принять меня в Союз коммунистической молодежи, рассказал товарищам, что уже давно думал об этом, еще когда нельзя было ни с кем поделиться такими мыслями, может, даже самому себе было страшно признаться.