Долго еще до вечера?

— Насколько я знаю, «Тук»! делает молот кузнеца. Когда я был листом книги, книгу одолжили и одному кузнецу. У него, помню, был большой молот и он делал «Тук!» Если ты умеешь «Тук!», то, я думаю, тебе лучше попроситься к нему в кузницу.

— Да, — сказал каштан. — Лучше. Проводи меня.

И они пошли к кузнецу. Его дом они нашли без труда. Каштан постучал в дверь, и ему ответил попугай.

— Кто там? Кто там?

— Вы — кузнец? — спросил каштан.

— Я — кузнец? Ха! Ха! Я — попугай! А ты кто? А ты кто?

— Я — каштан. Я упал с каштана, и когда я упал, у меня получилось «Тук!»

— Как у молота! Как у молота!

— Вот именно! Поэтому я и пришел попросить кузнеца взять меня в кузницу.

— Нельзя! Нельзя! У тебя не получится «Тук»! как у молота. Возможно, ты не расслышал?

— Возможно… — ответил каштан. — Не знаю…

— Мне тоже случается иногда ошибаться и коверкать слова. Подумай. Поищи что-нибудь другое. Другое.

И когда бумажный комок опять спросил: «Ну как»? каштан ответил:

— Никак. Кажется, я снова ошибся. Когда, я упал, у меня получилось не «Тук!»

— А что же?

— Представления не имею.

— Может быть, «Скрип!»?

— «Скрип»? — не знал, что и подумать, каштан. — Может, в самом деле «Скрип»? Если так, что ты мне посоветуешь?

— «Скрип», насколько я знаю, делают сапоги на ходу. Но «скрип» получается и у пера писателя, когда он пишет сказки. Адрес сапожника я не знаю. Но знаю адрес писателя. Это его младший сын вырвал меня из книги, когда я еще был листом, смял меня в комок и стал бросать по комнате. Я думаю, лучше проводить тебя к писателю, и ты попросишь его пристроить тебя в сказку.

— Да, — сказал каштан. — Лучше так. Проводи. И вот так каштан оказался в моем доме. Но на этот раз вместе с ним зашел и бумажный комок. Не стал ждать на улице. А меня дома не было. Мой младший им сказал:

— Папы нет дома. Он в садике.

— Странно… — произнес бумажный комок. — Нормально, чтобы ты был в садике, а папа дома.

— А теперь у нас наоборот. Я дома, потому что простудился, а папа пошел в садик сказать воспитательнице…

— Ага! — догадался бумажный комок.

— А что вам нужно? — спросил мой сын.

— Я упал с каштана, — сказал каштан, — и когда упал, мне кажется, у меня получилось «Бах!» или «Тук!», но скорее всего «Скрип!»

— Скрип? Как у папиного пера, когда он пишет сказки.

— Вот именно. Я пришел попросить, чтобы он пристроил меня в сказку.

— Э, нет… — покачал головой мальчик. — Ты ведь не острый, как перо, и не влезешь в чернильницу. Может, когда ты упал, у тебя получилось что- то другое?

— Может, — ответил каштан. — Но что же?

— Когда я падаю, — задумчиво сказал мальчик,

— то говорю себе: «Ничего, пройдет!» Но не думаю, чтобы ты сказал так.

— Нет, — вмешался в разговор бумажный комок.

— Он так не сказал. У пего получилось что-то похожее на «Бах!», «Тук!» или «Скрип!»

Мальчик внимательно посмотрел на бумажный комок и спросил:

— А ты кто? Я как будто знаю тебя.

— Еще бы! — хмуро сказал бумажный комок. — Я — лист, который ты вырвал из книги. Ты смял меня в комок и стал подбрасывать как мяч.

— Мне хотелось поиграть… — попытался оправдаться мальчик, увидев, что он сердит.

— Книги не для игры, — сердито ответил бумажный комок. — Книги для того, чтобы их читали!

— Тогда я тебя расправлю и приклею на место, в книгу, — сказал мальчик, стараясь загладить свою вину.

— Благодарю. Ты окажешь мне большую услугу,

— сказал бумажный комок уже мягче.

Мальчик взял его, расправил и приклеил, куда нужно, в книгу. Он был рад и в то же время немножко расстроен.

— Но чем я теперь буду играть в хлоп-хлоп?

— Как ты сказал? — встрепенулся каштан. — Хлоп?

— Да…

— А нельзя ли…

— Да, да! — подхватил листок из книги, который недавно был комком. — Оставайся здесь, каштан! Сюда и надо было идти с самого начала. Когда ты упал, у тебя получилось не «Бах!», не «Тук!», не «Скрип!», а «Хлоп!» Как это я не догадался! У тебя получилось «Хлоп!», как у всех каштанов, которые падают во двор, где есть дети. «Хлоп!»

Вот так и получилось, что, когда я пришел домой, то увидел, что книга цела и на месте, а мой сын играет каштаном.

СМЕШНАЯ ИСТОРИЯ

— НУ, ПОДУМАЕШЬ, разбилась! — сказал Дуку.

— Тебя это, вижу, не беспокоит, — сказал мальчик, жующий резинку. — Может, твой отец — банкир?

— Что такое банкир? — спросил Дуку.

— Толстый дядя, — сказал мальчик, жующий резинку. — Толстый дядя, у которого много денег.

— Мой папа — мастер, — сказал Дуку, — и совсем не толстый. Он как раз такой, каким должен быть папа.

— Он тебя бьет?

— Во что?

— Я спрашиваю, он тебя бьет?

— Когда мы играем в черного Петера, бьет. А в лото я даже тетю Минадору могу побить.

— Я спросил, бьет он тебя вот так: бах! бах!

— Но ведь папа в десять раз сильнее меня!

— Не бьет?

— Я же сказал, он в десять раз сильнее! Разве я бью Дэнуца?

— А кто такой Дэнуц?

— Дэнуц — маленький мальчик. У него два зуба. Один вверху и один внизу.

— А-а… — сказал мальчик, жующий резинку. — Поэтому…

— Что? — спросил Дуку.

— Поэтому тебя и не беспокоит. Потому что отец тебя не бьет. Но теперь все равно даст раза два по затылку.

— Почему?

— Потому что ты разбил бутылку с маслом. Что дома скажешь?