Долго и счастливо

– Трудовую? – промямлила Маша. – Хорошо.

***

Офис лихорадило уже пять дней, а вчера не просто уже лихорадило, а трясло, как при хорошем землетрясении в пять, а то и больше баллов. Шеф приехал в середине дня и набросился на всех аки волк на беззащитное стадо. Досталось всем: и маркетингу, и сбыту, и снабжению, и даже уборщицам. Напуганные офисные барышни и дамы испуганно вжимались в кресло при одном только звуке шефского голоса. Никто толком ничего не понимал, но слухи упорно просачивались и вот уже все в ужасе повторяли: «Тендер, рейдеры, акции, Красовский…» Ожидалось крупное избиение младенцев и изгнание из Рая. Терять рай было жалко: каков бы ни был характер у шефа, а платил он хорошо и вовремя.

Одна только Нина Львовна чувствовала себя спокойно и на все самые страшные слухи и предположения с улыбкой отвечала: «Без паники, все будет хорошо». Вот и сейчас она, как обычно, утром, в самом начале рабочего дня, собралась выпить чаю с шоколадкой. Достала из шкафчика любимую чашечку, синюю с золотым ободком, вынула из сумочки шоколадную плитку, и тут в дверь робко стукнули. Нина Львовна вздохнула, но не подумала прятать, ни чашку, ни шоколадку: утреннее чаепитие было ее прерогативой, ее заработанным пожизненным правом. Дверь приоткрылась, и на пороге робко встала Маша, похожая на настороженную пугливую лань.

– Заходите, Машенька, – махнула ей Нина Львовна. – Как вы в отпуск съездили? Вижу, что хорошо. Вон какая загореленькая, отдохнувшая, просто конфетка! Ну теперь все мужчины просто обязаны упасть к вашим ногам и в штабеля, в штабеля…

Маша улыбнулась и, шмыгнув носом, сказала:

– Спасибо. Мне бы трудовую забрать…

– Трудовую? – нахмурилась Нина Львовна. – Ах да. Вы не передумали нас покинуть?

– Нет, – сказала Маша. – Я уже нашла другую работу.

– Ах, вот как? И что там платят больше? – полюбопытствовала Нина Львовна и достала из шкафчика еще одну сине-золотую чашку.

– Нет. Не думаю, – пожала плечами Маша. – Может, меня еще туда и не возьмут. Это в школе. Просто я решила… ну, и, вообще.

– Эх, Машенька, – вы меня поражаете, – улыбнулась Нина Львовна, – в хорошем смысле поражаете. Все из школы бегут, а вы туда стремитесь. Потом не забудьте сообщить, в какой именно школе вы работаете, у меня ведь внук в этом году в школу идет. Я бы хотела, чтобы у него были такие вот учителя. Договорились?

Маша кивнула. Нина Львовна всегда побуждала ее бодриться. Ее кипучая натура и задорная улыбка, наверное, было единственное светлое пятно за весь год работы в этом месте.

– Мне бы трудовую… – решила напомнить она.

– Машенька, – Нина Львовна демонстративно посмотрела на миниатюрные золотые часики, – сейчас десять тридцать утра. А что мы делаем в десять тридцать каждое утро? А? Правильно. Мы пьем чай. Давайте не будем нарушать традицию.

Маша вздохнула и покорно приняла чашку из ухоженных наманикюренных пальчиков. Она так рассчитывала быстро-быстро забежать в офис, схватить свою трудовую и исчезнуть – именно так ее уволили в первый раз. На столе у Нины Львовны задребезжал телефон, та с неудовольствием оглянулась и, протянув руку, сняла трубку, проделав при этом с лицом нечто невообразимое – из расслаблено-блаженного оно вмиг приняло сосредоточено-деловое выражение, как будто человек на том конце провода мог ее видеть.

– Доброе утро, Павел Сергеевич, – пропела Нина Львовна. Маша захлебнулась чаем и зажала рот рукой, вытаращив глаза, пытаясь не раскашляться на всю контору. – Да, Павел Сергеевич, я все помню. Конечно. Все уже сделано. Мы подали заявку на вакансию юриста и на секретаря тоже. Да. А пока Риточка из маркетинга на телефоне в вашей приемной посидит. Ой, ну как же она ничего не соображает? Она очень толковый маркетолог, и уж с телефоном как-нибудь справится. Все будет хорошо. Не волнуйтесь. Да. И это я тоже помню. – Нина Львовна аккуратно положила трубку на место и повернулась к Маше, которая только-только прокашлялась и сейчас быстро-быстро моргала, осушая слезы, опасаясь размазать тушь. – Машенька, ну вот как вы удачно зашли – Павел Сергеевич только приехал. Сейчас быстренько к нему, а потом сюда ко мне.

– За-зачем? – сглотнула Маша.

– Как? – Нина Львовна округлила глаза. – А я не сказала? Ну, я забыла-забыла. Ах! Память-то девичья. Павел Сергеевич не подписал еще ваше заявление. Вы знаете, у него в семье несчастье… так что сейчас быстренько к нему, и потом я вам все оформлю в лучшем виде. Идите-идите, а то он сейчас опять убежит и придется вам его вылавливать. А в нынешних обстоятельствах это дело практически недостижимое.

Маша обреченно вздохнула и поплелась на выход, сжимая в потных руках ремешок сумочки.

В приемной хмурая девушка, насупившись, буравила взглядом телефонный аппарат. На Машу она взглянула с отчаянием и только кивнула в сторону двери на Машин молчаливый вопрос. Маша набрала в легкие воздуха, шумно выдохнула и, решительно стукнув в дверь, распахнула ее настежь. Павел стоял у окна и повернулся на звук, посмотрел на Машу, вынул руки из карманов, обошел вокруг стола, потрогал телефон, подвигал бумаги на столе.

– Ну? – спросил он.