Долго и счастливо (ЛП)

— Это все Ваша вина, это вы повлияли на них. Вы сказали в суде, что мы ленивы и эгоистичны. И люди этому поверили.

— Не я тот, кто сделал идиотские замечания в газете. Если бы вы могли открыть глаза и понять, как вы смешно звучали, поймете, почему люди восстают.

— Тогда что мы можем сделать? — спрашивает король. — Они не могут быть освобождены. Независимо от причины пожара, они совершили уголовное преступление.

— Повесить их, — злобный, угрюмый тон. — Нельзя быть мягкими с этими паразитами.

— Подумай, лорд Вестин, — говорит Генри. — Я только что вернулся из Морин, и это было некрасивое зрелище. Император приказал, чтобы полиция захватила людей, но случилось наоборот. Полиция отказалась подчиниться, и последствия восстания состоят в том, что императора бросили в тюрьму.

— Катриона… Я имею в виду, Кэтрин, пришла вчера, — говорит король. Я встаю прямо при упоминании моего имени. От Эдварда нет реакции. Думаю, король вчера отправил сообщение, дав ему понять, что я не вернусь к Генри. — У нее было самое интересное предложение.

— Это отвратительно… — говорит лорд Сандерленд, затем умолкает. Я предполагаю, что Эдвард заткнул его испепеляющим взглядом.

— Что она сказала?

Король излагает мое предложение о демократии. От лорда Сандерленда слышен возмущенный шум, другой лорд бормочет «Превосходно!» Но на моей стороне есть еще один голос, и это не Эдвард.

— Это очень оригинально, — говорит лорд Эшфорд. — Это означает, что у каждого будет равная возможность.

— Не у всех! — возражает лорд. — Вы не можете позволить голосовать, например, ребенку или женщине.

Я ощетиниваюсь, когда он ставит женщину на тот же уровень, что и младенца, но оставлю гендерное равенство на другой день. Это уже и так радикальный шаг, вводящий демократию в Ателию, когда они никогда не слышали об этом раньше.

Они продолжают обсуждать эту идею некоторое время. Не вижу всех, но, кажется, что мнение разделилось. Я сжимаю зубы. Надеюсь, что Союз больше не планирует разрушений.

Дверь открывается. Первым выходит лорд Сандерленд, он выглядит удивленным, а затем смотрит на меня так, как будто это я сожгла его экипаж. Лорд Эшфорд кланяется мне и улыбается, сказав, что моя идея позволить людям голосовать блестящая (с некоторыми правилами, конечно). Генри спрашивает вернусь ли я к нему домой.

— Она останется здесь, — Эдвард берет меня за руку, крепко сжимает. — С тех пор, как Кэт приехала, она может остаться. Дворец, в конце концов, ее дом.

Я краснею.

— Я отправлю Амелии сообщение.

— Я должен пойти в парламент, — говорит Эдвард, похоже, неохотно уходя. — Они, возможно, не готовы принять идею вашего мира о том, чтобы позволить простолюдинам голосовать, но, возможно, они будут более поддающимися принятию налогового законопроекта.

У меня есть сомнения, но все, что могу сделать, это пожелать ему всего наилучшего и надеяться, что все будет хорошо.

— Береги себя, дорогая. Я должен вскоре вернуться, — он целует меня в щеку, а затем уходит.

Я должна что-то сделать. Думала, что мой брак с Эдвардом будет единственной проблемой, о которой мне придется беспокоиться, когда вернусь в Ателию, но этот конфликт между классами вышел из-под контроля. С Августином в тюрьме, а также с нашим внутренним конфликтом, интересно, как мы сможем это решить.

Решаю, что мне нужно поговорить с Лиамом. Хотя, возможно, я, последний человек, которого он хочет видеть. Не могу сказать ему, что присоединюсь к нему, но, с другой стороны, также не могу винить бунтующих людей. Видела, какие привилегии получает аристократия. Если бы лорд Фримонт был простолюдином, его бы не защищали. Он был бы осужден, подвергнут критике и приговорен к тюрьме из-за того, что он сделал с Нелл. Все еще думаю, что он должен быть наказан, но ради ребенка Нелл, к сожалению, должна отпустить его.

Сержант выглядит испуганным, когда прихожу в участок и говорю свое имя. Это тот же самый человек, который смотрел на меня с презрением, когда Бьянка обвинила меня. Он не знает, как действовать со мной, относиться ли ко мне как к простолюдинке или как принцессе. Ну, по крайней мере, меня больше не считают ведьмой.

— Вы… вы хотите поговорить с преступниками, леди? — его голос дрожит, и он не смеет смотреть мне в глаза.

— Да, я знакома с одним из них, — говорю я. — Я хотела бы поговорить с ним.

— Но вам не нужно опускаться до такого уровня…

— В этом нет унижения, — говорю я, мой голос острее, чем предполагаю. — Я гражданин, как и он. Так же, как и вы. И перестаньте смотреть на меня как на каннибала — я не буду сообщать о вас Эдварду или королю. Теперь, могу побеспокоить вас, чтобы вы провели меня в камеру?

Стражник, однако, настаивает на том, чтобы привести Лиама ко мне, так как они не хотят, чтобы я видела камеры. Как будто я раньше не была в тюрьме. Подозреваю, что они думают, что тюрьма слишком шокирует мои чувства, и они не хотят нести ответственность, если я упаду в обморок.