Долго и счастливо (ЛП)

Я хочу бежать и броситься ему на руки, но мои колени подгибаются, и я спотыкаюсь. Не знаю, было ли облегчение увидеть его, или это стресс, накопленный в этой ужасной без оконной камере, но я на грани обморока. Черт, ненавижу быть такой слабой.

Офицер в форме протягивает мне руку, намереваясь поддержать меня, но Эдвард хватает его за руку.

— Не трогай мою жену.

— Эдвард, — хриплю я. — Как… ты должен был уйти…

— Я вернулся, — говорит он, обнимая меня, и не обращая внимания на мой внешний вид. Твердое тепло от его руки успокаивает меня, я не сплю. — Слава богу, что я вернулся вовремя, — он осматривает меня, видит мои спутанные волосы, разорванное и грязное платье, и мой большой палец, которые торчит из моих дырявых ботинок. Он морщит лоб, Эдвард должен был почувствовать, что я воняю, поскольку не могла купаться в течение нескольких дней. — Ты была в тюрьме, — он смотрит на Бьянку, и в его взгляде такая ярость, что она вздрагивает и смотрит на землю.

— Ваше высочество? — судья говорит с неуверенностью. — Прошу прощения, но вмешательство не допускается во время заседания суда. Я должен попросить Вас освободить мисс Уилсон и занять место.

— Она невиновна, — говорит Эдвард властным голосом. — В каком бы преступлении вы ее ни обвиняли, она не является частью этого.

— Согласно правилам, Вы должны ждать, пока Вас вызовут.

Однако Эдвард не двигается. Он смотрит в направлении Катрионы и шепчет что-то, что я не могу прочитать. Она становится смертельно бледной, как будто виновата, и кивает.

— Я… я забираю его обратно, — говорит она. — Я снимаю обвинение.

— О чем ты говоришь? — Бьянка выглядит недоверчивой. — Она виновата в серьезном преступлении!

Катриона качает головой и говорит снова. Судья машет рукой, клерк ударяет молотком, и постепенно толпа утихает. Когда шум снижается до минимума, Катриона открывает рот.

— Его… его высочество сообщило мне… факты, которые я раньше не знала. Кэтрин Уилсон невинна. Произошло недоразумение, и я отзываю все обвинения против нее.

Суд снова вспыхивает. Судья призывает к порядку, но зрители едва обращают на него внимание — кто может остановиться в этот момент?

Эдвард обнимает меня за плечи.

— Кэт, пойдем.

В следующую секунду я шокирована, когда он подхватывает меня на руки и выносит на улицу, как будто я инвалид.

— Поставь меня, — возражаю. Я счастлива находиться в его объятьях, но в то же время ненавижу, что я грязная и вонючая. — Я могу ходить, честно. Все смотрят.

Он просто обнимает мою шею, заставляя прижаться ближе к нему.

— Они смотрят независимо от того, держу я тебя или нет, — он усиливает хватку и хмурится. — Ты похудела. Как долго ты была в тюрьме?

— Не уверена… пять… или шесть дней? Я не смогла сосчитать.

Челюсть Эдварда сжимается.

— Я обязательно позабочусь, чтобы ты поела прямо сейчас.

Толпа становится размытой, оглушительный шум становится жужжанием, поскольку Эдвард уносит меня из суда, а его рука служит мне опорой. Снаружи, вдоль широкой дороги, Бертрам стоит рядом с гладкой черной каретой, которую использует Эдвард, когда не хочет, чтобы его узнавали.

— Принцесса Кэт, — Бертрам кланяется и закрывает глаза, как будто не может видеть мое жалкое состояние. — Суд приказал ее освободить?

— Конечно. Я бы увел ее силой, если это понадобилось, — лицо Эдварда мрачно. — Давай уедем без промедления.

В карете Эдвард оборачивает вокруг меня длинный плащ. В этот момент я могла бы сделать для него все что угодно, никогда не испытывала к нему такой ошеломляющей привязанности. Так благодарна, что была вне тюрьмы, и в безопасности от петли. Слезы текут по моему лицу, и Эдвард вытирает их.

— Не плачь, — успокаивающе шепчет он. — У меня есть ты, Кэт, и видит Бог, ты больше не окажешься в опасности. Все будет в порядке.

— Куда мы едем? — в моей голове возникает тревога. — Мы не поедем во дворец, не так ли? Ты не можешь вернуть меня, когда Катриона все еще официально принцесса.

— Не волнуйся, — он нажимает пальцем на мои губы. — Мы поедем к Генри. Я уже написал ему и спросил, можем ли использовать его дом, и он с готовностью согласился.

Я позволяю своей голове упасть ему на плечо, и мое тело покидают все силы. Даже если мы едем в соломенную хижину, мне все равно. Пока он рядом со мной, все в порядке.

Дом Генри похож на рай после тюрьмы. Это не так великолепно, как дворец или резиденция Бьянки, но это заметно дороже, чем дом Поппи.

Как только мы выходим из кареты, Томас, дворецкий Генри, уже ждет у двери. Он низко кланяется, когда мы входим в гостиную, и даже не моргает, что принц несет женщину, которая похожа на уличную крысу.

Вскоре меня ведут в ванную наверху, где женщина средних лет (я позже узнаю, что она повар) смывает с меня слои грязи и моет мне волосы, поливая их цветочным шампунем. Какое облегчение — надеть чистую, сладко-пахнущую ночную рубашку, которая не испачкана или не разорвана.

— Извините, она немного велика Вам, — говорит Кук, вытирая волосы. — Не хватило времени, поэтому я отдала одну из своих. Но ожидаю, что его высочество скоро отправит за Вашими одеждами.