Долго и счастливо? (СИ)

Меня удивляет, что никто из Бакетов не разделяет моей реакции: все словно остолбенели, один лишь Вонка в ответ капризно надувает губы:

- Элли, какая же ты зануда! Фокусы – это так здорово!

- Это будет не фокус! – позабыв о всяческой деликатности, я хватаю его за локоть. – Ты что не видишь, они же реально собираются ее распилить!

Вонка раздраженно дергает рукой:

- Ты говоришь вздор.

- Нет, вовсе нет, - я умоляюще оглядываюсь на Бакетов. – Для этого фокуса нужен второй человек. Это его ноги должны быть с противоположной стороны. А здесь Шарлотта с обеих сторон! О Боже, они распилят ее, они ее распилят…

- Элизабет, - утешающе шепчет бабушка Джозефина. – Не волнуйтесь, ничего плохого не случится. Никто никого не распилит. Вилли этого не допустит.

- Это просто такой фокус, - поддерживает ее дедушка Джо, впрочем, его голос звучит не так уверенно.

- А если даже и распилят, - триумфально улыбаясь, добавляет Вонка, – То мы отведем ее в потакатель патоки. Там ее быстренько склеят.

- Потакатель патоки, - упавшим голосом повторяю я.

- Да-да, Элли. Чтобы патока получилась достаточно липкой, ей нужно постоянно во всем потакать. Даже дети знают это.

Мне становится совсем дурно, на миг я закрываю глаза, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

- Останови это, пожалуйста, - умоляюще говорю я, вновь схватив Вонку за локоть и требовательно сжав его, чтобы показать серьезность своих намерений. – Пожалуйста, прошу тебя, пожалуйста. Пожалуйста.

- Не надо хныкать, Элизабет, это дурной тон, - закатывает глаза Вонка. – Я не могу их остановить: они обидятся. Да и зачем? Им так хочется нас порадовать.

- Ну, пожалуйста! Ради меня.

Его лоб прорезает морщинка, но он не отвечает: то ли не знает, как противостоять жесткому аргументу, то ли не считает его за аргумент вовсе.

- Мистер Вонка вас не обманет, миссис Вонка, - улыбается Чарли. – Поверьте ему. С девочкой ничего не случится.

- Действительно, что это за чувства такие, когда нет доверия, - бормочет себе под нос дедушка Джордж.

Одолеваемая страхами и опасениями, сомнениями, граничащими с животным ужасом, я перевожу взгляд на Вонку. Тот, невинно улыбаясь, качает головой в такт непрекращающейся песенке умпа-лумпов, но в его выражении лица, таком пасторально-идиллическом, по-детски счастливом в неведении, мне чудится хорошо контролируемая злоба, ищущая выход, а в глазах - огоньки кровожадного блеска, и вот - само лицо его кажется мне наспех надетой маской, через которую просвечивает жестокая расчетливость и решимость в стремлении довести до конца свои идеи. Озноб проходит по моей коже. В неверном свете софитов, заливающем арену, он кажется дьяволом, затаившим ухмылку, пребывающим в нетерпении, ожидая триумфа своего величия.

Могу ли я действительно ему доверять? Я любила его, не задаваясь этим вопросом, сетуя на то, что магнат не доверяет мне, пока внезапно не осознала, что и мои чувства к нему не так однозначны, как казалось вначале. Знаю ли я Вонку достаточно хорошо, чтобы довериться? И как далеко может простираться слепая вера, к каким пустотам она выведет меня, маня за собой, пока я буду упираться, искривляя рот в безмолвном крике? Как конец циркуля, мысль ходит по окружности, и я понимаю, что мое решение или приблизит меня к Вонке, или отдалит от него. Сейчас я могу заслужить его одобрение, могу сократить пропасть между нами вдвое, но какой ценой? Я подставлю под удар безопасность девочки, которую сама привела сюда. И тут я понимаю, что, на самом деле, выбирать мне не из чего, и в один момент решение принято.

Спотыкаясь на ровном месте, я сбегаю вниз по ступенькам:

- Остановитесь!

Разумеется, умпа-лумпы делают вид, что не замечают меня.

- Я - Элизабет Вонка и я приказываю вам остановиться! – сжав пальцы в кулаки, в пароксизме бешенства восклицаю я, адресуя эту волну гнева в сторону двух клоунов-зачинщиков, покончивших с пилой и пальцами поочередно проверяющих остроту лезвия. Но мой голос тонет во всеобщем гвалте, как шепот прихожанки во время хорала. – Стоп! Приказываю! Или… или будете уволены!

Кое-кто из маленьких человечков начинает покатываться со смеху. Больше никакого воздействия мои слова не имеют.

Как птица коршун, я налетаю на Вонку и, яростно сомкнув пальцы на лацканах его сюртука, с силой встряхиваю его, отчего голова магната мотается из стороны в сторону, как на пружинках, – он едва не теряет цилиндр – а взгляд становится до того обескураженным, что я проклинаю про себя свою импульсивность. Но сделанного не воротишь.

- Останови это! – в панике кричу я, дергая его на себя: не ожидая такой силы напора, он стукается носом о мой лоб, и болезненно кривится. – Останови немедленно! Если хотя бы чуточку любишь меня, останови это!

Я кричу первое, что приходит мне в голову, и начинаю заливаться слезами от бессилия, от отсутствия поддержки, от того, что выставляю себя такой вульгарной, капризной и вздорной. И от того, что знаю: после моей выходки, Вонка растеряет последние теплые чувства ко мне.