- Элли, рассуди нас, - просит Вилли. – Какое название лучше для поющих батончиков: Черный джаз или Новый Шокорлеан?
- Новый Шокорлеан, - говорю я, а у самой сердце сжимается в горошину. Как же мне этого будет не хватать. Как я смогу вернуться к обыденности и рутине и не сойти с ума? Как смогу жить, если потеряю все, что имею? Но внутренний голос не знает пощады. Ты справишься, Элли. У тебя будет ребенок. Теперь ты вынесешь все. – “Черный джаз” звучит немного нетолерантно.
- И я так думаю, - радостно улыбается Чарли, а Вонка только глаза закатывает:
- И ты туда же, Элли! Черный джаз можно будет расширить Белым свингом и Молочным попом.
- Вряд ли маркетологи с тобой согласятся, - смущенно пожимаю плечами я. - В этих названиях есть что-то расистское.
- Современное общество скоро сведет меня с ума, - фыркает Вонка. – Почему если назовешь черного “черным”, схлопочешь обвинение в расовой дискриминации? Ведь это факт. Это все равно, если бы я обижался, назови меня творцом или фабрикантом…
Я получаю приглашение на аттракцион невиданной щедрости: Вонка разрешает мне примкнуть к ним с Чарли в исследовании того, как начинка влияет на тональность, но хотя время проходит быстро и весело, мне не удается забыть о том, какой груз отягощает мою душу. Спустя пару часов Чарли собирается на рейд по вафельной деревне, чтобы посмотреть, как была восстановлена инфраструктура после половодья какао-реки, а я кивком головы делаю Вонке знак остаться.
- Я хочу поговорить с тобой наедине.
- Только не сейчас, Элли! – капризно стонет он, точно я заставляю его проглотить ложку рыбьего жира. – Да и потом мы и так наедине.
- Без умпа-лумпов, - полушепотом добавляю я.
С недовольным видом Вонка короткой властной командой распускает своих рабочих. Как странно, что он если и противится, то больше только для проформы.
Откуда-то вдруг начинает звучать музыка, и в глазах магната появляются дьявольские огоньки.
- Давай танцевать, Элли! – одним быстрым движением он притягивает меня к себе и не успеваю я опомниться, как мы кружимся в ритме вальса, совершенно не попадая в такт джазовой композиции. Я вижу, что он пребывает в прекрасном расположении духа. И почему-то вспоминаю Франческу, которая совсем недавно тянула ко мне свои руки, приглашая к ней присоединиться. И это случайное совпадение видится мне более чем странным.
- Мне нужно с тобой поговорить, и боюсь, это очень серьезно.
- Поговорить, поговорить, поговорить… – передразнивает Вонка, носом зарываясь мне в волосы. Он целует меня в висок, и тяжелая минута превращается в воистину невыносимую.
В подтверждение серьезности своих намерений я решительно отстраняюсь.
- Выслушай меня, пожалуйста, до конца.
Закатив глаза, Вонка делает шаг назад, облокачиваясь на лабораторный стол. Руки он складывает на груди и смотрит на меня с насмешливым любопытством, словно не желая замечать выражение отчаяния на моем лице.
И я рассказываю все. От записки в кармане пальто до угроз Франчески. Я тороплюсь, боясь, что услышав про кражу, он не захочет слушать дальше, но Вонка будто воды в рот набрал. Лишь морщится и вскидывает бровь, когда я описываю предложение мисс Андерсон, отводит взгляд в сторону, когда я говорю о том, что сделала, ослабляет узел галстука, когда объясняю, какую роль во всем сыграла наша итальянская гостья. И продолжает молчать, даже когда моя речь окончена. С нарочитым вниманием разглядывает носы своих туфель, потом разворачивается спиной.
Я оцепенело взираю на его одеревеневшую спину, не зная, что еще добавить, пока слова не приходят сами:
- Я знаю, я должна была все рассказать тебе, а не действовать за спиной… Я поступила гнусно, и мне очень-очень-очень жаль. Ты вложил свою душу в эти рецепты, а я… Я просто… я совершила ошибку, возомнила себя супергероиней, до последнего борющейся за то, во что она верит, – я подхожу на шаг ближе, не сводя глаз с его немой, демонстративной спины. - Я не знаю, что еще сказать… Я прошу у тебя прощения и сделаю все, чтобы заслужить его, но если тебе потребуется время, я пойму. Просто… я поняла одну важную вещь. Любовь, истинная любовь, она не рождается стихийно, не накрывает с головой, как волна, не ударяет, как молния. Это все поэтические метафоры, далекие от реальности. На самом деле, чтобы любовь была, над ней нужно работать не покладая рук. И это невозможно, если ты не доверяешь человеку. И невозможно, если не готов простить его несовершенство. Я совершила ошибку, потому что не доверяла тебе, но отныне я обещаю, клянусь тебе, я не предам твоего доверия и не усомнюсь в тебе, что бы ни происходило. А ты… сквозь обиду, сквозь злобу, которая накрывает тебя сейчас, вспомни, что тоже любишь меня… И если ты не оттолкнешь меня сейчас, если дашь второй шанс, я всегда буду рядом, как и обещала тебе тогда, у алтаря. Любовь – это не сладкая истома и не взрыв страстей, в первую очередь, любовь – это ответственность. Мы слишком долго оставались детьми, и теперь, когда пришла пора повзрослеть, все о чем я прошу – это сделать это вместе. Я знаю, нам и не такое по плечу. Я знаю, мы справимся.