Долго и счастливо? (СИ)

- Э-э, не-ет, на фабрике нет никаких слоновьих костей, насколько мне известно, - он растерянно и скорее машинально пытается мне противоречить, и с учетом сложившейся ситуации, это выглядит нелепо. - Может быть, мамонта…

- Не стоит понимать это буквально, - снова улыбаюсь я. – Ты отгородился от этого мира в мире творчества, в мире своих фантазий, даже фабрику выстроил, только ограда – не ее стены, настоящая ограда вот здесь, - я протягиваю руку и касаюсь его груди в том месте, где по моим расчетам должно быть сердце. И он вздрагивает и быстро хватает мою ладонь, крепко сжимая пальцы, и, смотря на меня со странной, дикой мольбой во взгляде, открывает рот, чтобы что-то сказать, но в ту же секунду отпускает мою руку и сжимает губы.

- Я знаю, что ты хочешь сказать, - ободряюще киваю я, хотя совсем не уверена в том, что истолковала его порыв верно. - Я прощаю тебя, обо мне не волнуйся. Надеюсь, и ты сможешь меня простить. У тебя все будет хорошо, как только ты покинешь эту башню. Как только за фантазиями разглядишь человека, чью любовь сможешь принять. Это не так страшно, как кажется. Это сделает тебя счастливым. Франческа… она не ангел, конечно, но и в ней есть что-то хорошее. По крайней мере, она готова подарить тебе свое сердце, а это уже дорогого стоит. Ты будешь счастлив, как только сам себе это позволишь. А в том, что касается… нее, - я кладу его руку на свой живот, - помни, что ты сможешь видеть ее, когда пожелаешь, я буду рада твоему участию в ее жизни, я на него рассчитываю.

Я колеблюсь, стоит ли целовать Вонку на прощание, и наконец решаю, что лучше просто уйти. Тихо и незаметно, будто меня и не было никогда здесь вовсе. Аккуратно прикрываю дверь за собой, и в этот самый момент начинает нестерпимо жечь в грудной клетке, и воздуха вдруг становится так мало, как будто у меня отказало легкое. И я хочу вернуться и упасть перед ним на колени и втолковывать ему о всех кознях Франчески, пока он просто не будет вынужден мне поверить, плакать, говорить о любви и о вечности, просить прощение снова и снова, просить подумать трижды перед тем, как отпускать меня. Потому что уходя, отдавая ему кольцо, я рассчитывала, что меня остановят, вернут, не дадут уйти. Потому что признаваясь в своем проступке, я ожидала его криков и укора. Потому что между нами было что-то большое и важное, между нами была магия. Как мог он просто взять и молча отпустить меня?!

За плотно закрытой дверью слышится звук удара. Потом еще одного. И еще. И я медлю на пороге, замираю над нашей историей с зажженной спичкой в руке.

А потом, вспомнив Франческу, вспомнив молчание Вонки, понимаю, что наша история все равно закончена. И позволяю пламени разгореться ярко-ярко.

Возвращаюсь в свои апартаменты, пишу Бакетам короткую записку с благодарностями, собираю дорожную сумку, запихнув в нее то, что первым попалось под руку, и через пятнадцать минут выхожу из главных ворот.

Закатное небо оранжево-желтое, как апельсиновые леденцы, а облака синевато-золотистые, сухо и совсем нет ветра.

Я делаю первые шаги навстречу своей новой жизни. Чувствую себя так, словно постарела на десять лет, и хотя мои щеки мокрые от слез, которые я уже не пытаюсь стереть, в душе неожиданная легкость, почти торжество. Реальная жизнь бескомпромиссна, красива и уродлива, благосклонна и жестока, она не имеет ничего общего с засахаренными грезами, она наполнена непредсказуемыми виражами и не всегда справедлива. Но у нее есть большое достоинство: она реальна.

А где-то за спиной полыхает моя личная Башня из слоновой кости.

========== Часть 33 ==========

До чего странно возвращаться в место, которое когда-то было твоим домом. Все и знакомое и чужое одновременно, будто за время твоего отсутствия предметы заменили их точными копиями, и ты чувствуешь фальшь, но ее не видишь. Будто знал эти комнаты только по картинкам в каталоге и представлял себя иначе: больше, светлее, уютнее – а здесь и свет неправильно ложится на пол, и запах странный, да и вообще все какое-то… искусственное.

Я вешаю связку ключей на крючок и не разуваясь прохожу в гостиную. Как же я когда-то торопилась отсюда вырваться! Мне казалось, что еще минута промедления – и все, стены сомкнутся за моей спиной, сделав вечной узницей пыльной комнаты, где я проводила все вечера и выходные, предаваясь глупым грезам в глубоком кресле. Я осторожно опускаюсь в кресло, закрываю глаза и кладу ладони на мягкие широкие подлокотники.

Господи, я постарела на тысячу лет.