Долго и счастливо? (СИ)

Я осторожно касаюсь его напряженной спины, как будто боюсь, что она рассыпется от моего прикосновения, и магнат вздрагивает, а потом резко разворачивается. И его лицо как закрытая книга, которую я не могу прочесть.

- Да, Фран говорила, что ты придешь с этим, - он смотрит на меня отчужденно, почти равнодушно, и я теряюсь, ибо ожидала чего угодно, но не этого.

- Что? Ты ведь слышал? Франческа стоит за…

Он устало вскидывает вверх ладонь и произносит с нажимом:

- Чушь!

- Но это можно проверить! Наведи справки о мисс Андерсон из Плессингтонского приюта, обнаружится, что ее девичья фамилия – Скварчалупи.

- Уже наводил. Чушь!

- Значит наведи еще раз! Я не обманываю тебя, зачем мне зря наговаривать на Франческу?!

- Из ревности, очевидно, - холодно пожимает плечами Вонка.

- Ревности?!

Ваш муж уже предпочел меня вам, уже предпочел меня вам, уже предпочел меня вам. Что, черт возьми, ты имела в виду, Франческа?

И у меня немеют предплечья, желудок сворачивается в комок. Я оглядываю комнату в поисках места, куда можно присесть, а потом опускаюсь на стул, закрывая лицо руками.

Маска надменного, безжизненного равнодушия на миг спадает с Вонки, и он в один прыжок оказывается рядом и, участливо склонившись, треплет меня по плечу.

- Что тебе принести, Элли? Тебе что-то принести? Что мне сделать? Элли-Элли, тебе плохо?

Тревога во взгляде, забота в голосе и мягкое, трепетное прикосновение к моим плечам. Может, я опять все неправильно поняла? Сейчас он совсем другой, будто и не было моего признания, заложившего между нами стену векового камня. Будто он еще любит меня, будто не сердится, будто готов простить. Будто все еще может быть так, как раньше.

- Ты спишь с ней? С Франческой? – выстреливаю я в него подозрениями, которые уже давно вертятся у меня на языке, и тотчас же вспыхиваю, устыдившись того, как грубо прозвучал мой вопрос. Как вообще могла я его сформулировать подобным образом, когда он с такой искренней нежностью шагнул ко мне навстречу? Точно кинула гнилым помидором. Вонка укоризненно поджимает губы.

- Прости… Я хотела сказать: ты любишь ее? – безуспешно пытаюсь поправиться я, зная, что один простой ответ или положет конец кошмару, или навеки нас разлучит.

Вонка выпрямляется, глядя в сторону, судорожно сглатывает слюну. Его молчание красноречивее любых слов.

- Любишь? Любишь? – настаиваю я, не сводя глаз с его искаженного лица.

Нет ответа.

Этого не может быть? Напротив, это как раз логично.

Сумасшедшая красавица-интриганка, убившая человека ради своей одержимости и сделавшая из этого предмет гордости, все-таки получит свое. Как знать, возможно, этот притянутый за уши план как вывести меня из игры они разработали вдвоем, возможно, именно поэтому Вонка согласился удочерить Чарли, возможно, именно поэтому новость о моей беременности не выбила почву у него из-под ног. И сейчас он счастлив возможности от меня избавиться. Ведь ему даже не пришлось брать на себя ответственность за принятие решения о разрыве: он подстроил все так, чтобы вина легла на мою совесть, я сама ушла в тень, а он, Белый король, остался на солнце. Даже здесь он умудрился остаться ребенком. Зачем вообще он женился на мне, если его ждала Франческа? Зачем взвалил на себя это бремя, зачем дал клятву, зачем безуспешно пытался доказать свою мужскую состоятельность, зачем мучил нас обоих, зачем-зачем-зачем?..

По прихоти. Потому что так захотелось. Потому что в первый раз ты отказала ему, Элизабет, чего он не мог ожидать. Потому что заразила его своими мечтами о счастливой жизни вдвоем, в которые он был вынужден поверить. Потому что в вашей паре не нашлось взрослого, который предупредил бы печали, не позволив им свершится. Вы замечтались, просто замечтались. Но игры кончены.

- Понятно, - ошеломленно говорю я, поднимаясь с места. – Тогда я… я уйду сейчас, если ты не против. Мои вещи ты можешь прислать на старый адрес, а можешь сжечь… Мне собственно все равно, как ты ими распорядишься. – Я скручиваю с пальца кольцо, но оно не желает сниматься, и я буквально сдираю его, оставляя на косточке безымянного пальца ссадины. Я не спрашиваю о том, сыграл ли Вонка какую-то роль в происходящих интригах, знаю, что если он будет отрицать, я не поверю, а если признается, буду прокручивать его слова в голове долгие годы. Зачем множить боль словами, которые вполне могут быть не произнесены? Пусть сказка живет хотя бы в моем воображении.

Сжимая тонкий ободок металла в руке, я подхожу к Вонке, беру его за запястье и кладу кольцо в раскрытую ладонь, а потом сама сжимаю его пальцы в кулак.

Он выглядит совсем потерянным.

- Элли, все хорошо? Ты себя хорошо чувствуешь? Потому что если нет, позволь мне позвать доктора…

- Со мной все прекрасно, - перебиваю я, и даже улыбаюсь, ибо я настолько шокирована ходом событий, что еще могу это делать с завидной непринужденностью.

Мне не верится, что это конец. Не верится, что все, что начиналось так романтично, так прозаично кончится. Но я уже ничего не могу изменить.

- Ты живешь в Башне из слоновой кости, - тихо говорю я.