Долго и счастливо? (СИ)

И под всеобщий гомон ты вылезаешь из воды и касаешься теплых округлых ступеней серебристой лестницы. И начинается триумфальное восхождение. Ты знаешь, что внизу все смотрят на тебя, но не хочешь встречаться с ними взглядом: боишься, что это собьет твою готовность. Медлишь, тянешь до последнего, но лестница все равно оказывается предательски короткой, и не проходит и минуты, как ты уже наверху. Твои друзья отсюда выглядят как расплывчатые бежевые силуэты, отмеченные яркими штрихами купальников. Они машут руками, подбадривая тебя, что-то кричат, сложив рупором ладони, но отсюда, с высоты пяти метров, они недосягаемо далеко. Их слова заглушает другой тихий вкрадчивый шепот, от которого приподнимаются волосы на затылке. Шепот твоих страхов.

А вдруг ты перевернешься в воздухе и свалишься в воду плашмя, переломав позвоночник? Или стукнешься головой о дно? Или какой-то незадачливый купающийся встанет у тебя на пути? Стоит ли рисковать своей жизнью ради одобрения ребят, с которыми через неделю ты расстанешься навсегда?

Жуткая картина проносится перед глазами: детское бездыханное тело на глади воды, шум, крики, и мама, продирающаяся сквозь толпу шумных зевак. Она еще не знает, только смутно что-то предчувствует, она зовет тебя, выкрикивая твое имя, и продолжает выкрикивать его, когда ей открывается страшная правда…

От этих фантазий на глаза наворачиваются слезы и сосет под ложечкой. Дующий с моря бриз оставляет пупырышки на влажной коже. И уже тогда ты точно знаешь, что не прыгнешь. Мнешься пару секунд на краю, а потом делаешь шаг назад к спасительной лестнице. Ни за что!

Да, я поднималась на вышку раз пятнадцать, я не помню ни имен, ни лиц других ребят, но как выглядит голубой бассейн с пятиметровой высоты, мне не забыть никогда. Я поднималась на вышку раз пятнадцать, и ни разу не прыгнула.

Я делаю это сейчас. Стою на пороге школы, вдыхаю весенний воздух и впервые в полной мере осознаю, что самое главное в жизни – быть бесстрашным. Идти наперекор неуверенности в себе и других, дышать полной грудью, любить полным сердцем, отдаваться полностью любимому делу и следовать за мечтой, куда бы она ни привела. Никаких полумер. Если мы закроем свое сердце, мы обезопасим себя от боли разочарования и предательства. Если выберем в жизни исхоженную дорогу, нам не узнать страданий нужды. Не рисковать – большой соблазн, но рисковать – привилегия. И однажды будет момент, когда мы остановимся и скажем себе: “Да, я страдал и страдал немало. Но зато я жил”.

Запыхавшийся Эдвин выскакивает на крыльцо вслед за мной. Если бы Мэтти не была в декретном отпуске, она бы тоже уже стояла здесь.

- Так значит это… правда?

- Что именно? – поворачиваюсь к нему я, рассматривая серьезное лицо моего друга. Под его глазами залегли длинные тени от недосыпа: малыш Джейк оказался беспокойным ребенком - но в уголках притаились смешинки. В глубине души Эд счастлив, и таким счастливым я, наверное, никогда его не видела.

- Элизабет, не притворяйся. Твое заявление об уходе! Вот уж не ожидал от тебя такого сумасбродства. Ты же педагог от бога!

- Я думала, ты атеист.

- Элизабет! Господи, поверить не могу, - он яростно трет ладонями покрытые трехдневной щетиной щеки, точно пытаясь заставить себя проснуться.

- Это ты педагог от бога, - мягко замечаю я, трогая его за локоть. – Да, пусть я не самый грандиозный оратор, я достаточно терпелива, чтобы быть хорошим учителем. Но это… не мое. Не каждое дело, которое у нас хорошо получается, - дело нашей жизни. Я никогда не чувствовала, что занимаюсь своим призванием – скорее, что занимаю чье-то место.

- Чем же ты теперь будешь заниматься?

- Пока не знаю.

- Элизабет, ты совсем как ребенок! Ты ведь удочерила девочку и сама скоро станешь мамой – на что же вы будете жить?

- Мы справимся. Это не твоя забота, - сухо отрезаю я, упрямо поднимая подбородок. Как сказать ему, что школьная рутина начала сводить меня с ума, что ни дня, ни даже часа в этих стенах я бы больше не вынесла?

- Элизабет, не обижайся, послушай меня, - решительным тоном начинает Эд, а потом вдруг конфузится и с нарочитым вниманием разглядывает свою обувь. – Сначала твои волосы, потом удочерение, теперь еще увольнение. Ты сама не своя. И ты знаешь причину. Тебе просто нужен специалист, который поможет разобраться в ситуации и расставить все на свои места. Я думаю, ты чувствуешь смятение и жажду перемен, но кидаться с места в карьер – это не выход. Пожалуйста, прислушайся ко мне. Я хочу помочь тебе. Мы с Мэтти… волнуемся.

Вздохнув, я кладу руку ему на плечо:

- Я не просила о помощи, Эд. Может, со стороны и кажется иначе, но я в порядке, правда. Просто пришло время.

- Время для чего? – стонет Эдвин, а в школе уже дребезжит звонок.

- Писать историю заново. Тебе пора на урок. Я позвоню на днях.

И не оборачиваясь, я начинаю спускаться по ступенькам.

- Элизабет. Элизабет, - с беспомощным упорством окликает меня Эд, не двигаясь с места, точно я не спускаюсь по лестнице школы, а поднимаюсь по трапу самолета, перед этим простившись с ним навсегда.