Толкотня на дорогах опять тормозит. Вокруг снег, машины и пешеходы!
— Вон он! — снова кричу, тыча в лобовое стекло. — О, Господи…
— Вижу…
Неотрывно слежу за каждым маневром Власова, боясь потерять его из вида в плотном потоке машин, пока следуем за ним, меняя полосы.
— На право, Марк! На право…
Он начинает поворот еще до того, как я это произношу, но не просит меня закрыть рот и не мешать. Спустя пятнадцать минут, когда становится ясно, что “Порше” направляется к выезду из города, Зотов наконец-то подает голос:
— Куда он может ехать?
Я понятия не имею, куда ведет эта дорога. Это направление мне незнакомо, дом его родителей находится в противоположном направлении.
Злость в груди разрастается как снежный ком. Сердце частит, эта безумная погоня сжигает мою кровь адреналином и страхом.
— Я не знаю…
— Подумай. Успокойся и подумай… С кем он общался?
— Я не знаю его дружков.
Марк выверенными движениями выкручивает руль и добавляет газа. “Нива” выскакивает на пустую заснеженную трассу вслед за черным “Порше”, от которого нас отделяет пятьдесят метров дороги и какой-то внедорожник.
Я так боюсь отстать, что подаюсь корпусом вперед, будто это поможет нам ехать быстрее. Дворники старой “Нивы” с трудом справляются с хлопьями непрекращающегося снега. Нас то и дело подбрасывает, потому что дорогу заметает прямо на глазах, и я понимаю, что Власов едет быстро.
Слишком быстро для такой пурги!
Я боюсь озвучивать эти мысли вслух. Боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть хотя бы такую крошечную стабильность! Пока багажник “Порше” мелькает где-то впереди, это хоть и крошечная, но стабильность!
Она разлетается в щепки, когда машина Родиона принимает левее, выходя на обгон идущей впереди машины.
Врезаюсь ногтями в обивку сидения и задерживаю дыхание, потому что в ту же секунду становится ясно — там что-то пошло не так.
— Сука! — орет Марк.
Как в замедленной съемке наблюдаю резкий разворот “Порше” на месте. Скрежет тормозов и столб снега. Машину бросает в сторону, после чего она летит прямиком в кювет под мой неистовый крик…
Глава 38
Я знаю, что страх может быть паническим.
Может быть животным, всепоглощающим, первобытным. Неуправляемым!
А мой страх… он парализующий… такой, что не ощущаю ни рук, ни ног, ничего!
Именно так я чувствую себя, находясь в вихре проносящихся перед глазами картинок, — парализованной.
Пока Марк загоняет машину на обочину, пока его голос гремит в салоне, я не могу пошевелиться и не различаю слов. Даже после того, как сам он выскакивает наружу и несется к кювету, я продолжаю неподвижно сидеть. Наблюдая, как чуть впереди на обочину въезжает еще одна машина — тот самый внедорожник, который минуту назад отделял нас от “Порше”.
Я просто фиксирую…
Фиксирую это, словно наблюдая со стороны. Стать частью происходящего мне мешает звон в ушах от моего крика, и он не уходит, даже когда отстегиваю ремень и толкаю дверь.
Колени подгибаются, как только опускаю ноги в рыхлый снег. Ухватившись за дверь, смотрю на незнакомого мужчину, который выскакивает из салона внедорожника и проносится мимо, тоже скрываясь в кювете.
Заставляю непослушные ноги идти, цепляясь за капот и умирая от страха увидеть то, что там, в этом кювете, творится…
Боже… В такие моменты люди взывают к его помощи. Я думаю о том, что не успела купить Марусе детскую косметичку, о которой она мечтала… Почему сейчас я об этом думаю?
Когда вижу лежащий на боку “Порше”, меня начинает лихорадочно трясти.
Не могу различить, какой стороной он вязнет в толще снега, — глаза застилает пелена. Скатившись в кювет, падаю на колени в снег и безрезультатно пытаюсь встать на ноги. Они утопают в снежном плену, сковывая движения, и от этой безысходности я начинаю отчаянно скулить.
Вижу, как вокруг покореженной машины суетятся мужчины. Марк и тот случайный попутчик, который помогает ему открыть заднюю пассажирскую дверь, но та не поддается.
Ветер закручивает вокруг них снег, превращая его в маленькие вихри.
Отскочив от машины, Зотов проносится мимо меня, кажется, не замечая того, что я вообще здесь. Его ноги тоже вязнут в снегу, но он двигается быстрыми рывками, выбираясь из кювета, будто проходящий полосу препятствий солдат. Через секунду несется обратно, держа в руках что-то, похожее на металлический лом.
Действия мужчин организованные и слаженные, словно им приходилось делать нечто подобное уже не раз. Когда удается взломать дверь, Марк по пояс скрывается в салоне, и мне в грудь ударяет острым ледяным ножом, ведь я боюсь представлять, что он может увидеть внутри…
Я знаю, что моя жизнь закончится прямо здесь, если с моим ребенком случится непоправимое.
От этой мысли меня начинает тошнить.
Кусаю окоченевший от холода кулак, пытаясь протолкнуть в горло хотя бы крошечную порцию кислорода, когда Зотов выбирается наружу и за собой наружу тянет Марусю.
Я слышу ее тихий-тихий голос, и слезы мгновенно брызжут из моих глаз градом!
Только сейчас понимаю, что все это время беспомощной кучей сидела в снегу, но голос дочери придает реактивных сил.