Долгое дело

Добровольная исповедь.

Нет человека, которому я бы не понравилась. Оказывается, есть — этот самый Рябинин, которого я в упор не вижу.

Существует три золотых правила обаятельности…

Первое. Слушайте человека. Он вам выговорился, и ему стало легче. Теперь это приятное ощущение он связывает с вами, теперь вы ему приятны.

Второе правило. Всех хвалить, можно за глаза. Не беспокойтесь, передадут.

Третье правило. Никогда ни на кого не обижайтесь — и вы достигнете всего. Допустим, вас оскорбили, а вы промолчали. У оскорбившего останется чувство победы, и вы будете ему приятны. Запомните, обидившийся — это уже побеждённый.

Следователю Рябинину.

Я слышал, что есть удивительная женщина Калязина, которая общается с духами и не хочет общаться с вами. Не могла бы она свести меня с духом какого-нибудь султана, имевшего опыт содержания гарема. Дело в том, что я надумал жениться и надо бы посоветоваться с опытным человеком, стоит ли идти на такой шаг…

Уважаемый гражданин Петельников!

Вместо того чтобы думать о женитьбе, вы бы поразмышляли об удивительных явлениях природы. Неужели вам не интересно, как человек видит пожары за десятки километров, почему останавливаются электрические часы, отчего скисает молоко?.. А жениться вы ещё успеете.

— А в лицо её знаешь? — спросила Кашина.

— Вилена, я полгорода знаю в лицо, — заверил Петельников.

— Знаете в лицо один миллион пятьсот тысяч человек? — усомнился Леденцов.

— Да, один миллион пятьсот тридцать пять тысяч сто двадцать восемь человек.

Они стояли у молочного магазина, расположенного в тихом дворе. Высокий Петельников в светлом плаще, который каким-то образом подчёркивал его широкоплечесть. Кашина в тончайшем палевом плащике, каким-то образом делавшим её фигурку ещё стройнее. И Леденцов, прослышавший, что рыжему идёт зелёное, и добывший плащ ярко-изумрудного цвета, в котором походил на ряженого.

— А она знает? — опять спросила Вилена.

— Мы договорились по телефону, — успокоил её инспектор.

Верный своей теории, он не хотел допрашивать в кабинете и тем более в магазине. Да и какой допрос: расскажите о том, сам не знаю о чём. Пойди туда, не знаю куда. Поэтому он пригласил Вилену, надеясь на женское взаимопонимание. Поэтому увязался Леденцов, надеясь поучиться тонким допросам.

— Вилена, — обратился Петельников к инспектрисе, показывая взглядом Леденцову, что это относится и к нему, — кроме популярных «Алло!», «Слушаю!» и так далее есть и ещё телефонные обращения. Японцы отзываются: «Говорите-говорите», а итальянцы: «Готов!»

Кашина подняла тонкие коромыслица бровей.

— А знаешь, как отзывается инспектор Леденцов? Вчера звоню ему, он снимает трубку и говорит: «Ну?» Если звонивший спрашивает: «Инспектор Леденцов?», то инспектор Леденцов отвечает: «Именно». Если ошибаются номером, то он шутит: «Вы зашиблись…»

— Критику учёл, товарищ капитан. А как правильно?

— Теперь модно отвечать: «У трубки…»

Из магазина вышла женщина средних лет и неуверенно огляделась. Петельников пошёл навстречу, потянув за собой своих спутников. Женщина тоже зашагала к ним, хлопая по икрам голенищами резиновых сапог не своего размера, — звук, как от ехавшей телеги.

— Анна Григорьевна? — спросил Петельников.

— Извините за такой вид, подсобку мыла…

— А это мои товарищи. Давайте присядем вон на той скамеечке.

— Чего ж на скамеечке? Я в этом доме и живу…

Они повесили плащи, отёрли о половик ноги и прошли в комнату, сели за круглый стол.

— Сейчас по чашечке чайку…

Петельников не успел запротестовать. Без резиновых сапог Анна Григорьевна легко выскочила на кухню. Им даже показалось, что чай там уже кипел. Когда же громадное блюдо с домашним печеньем застелило носы запахом ванили, протестовать уже не хотелось. Крупные чашки, расписанные вроде бы карточными дамами и королями, отдавали жаром.

Хозяйка села на четвёртое место.