Долгое прощание

Эйлин повернулась и увидела меня. Глаза ее были широко открыты, а тело бессильно склонилось ко мне. Я посмотрел на револьвер. Это был неудобный тяжелый «веблей». Ствол теплый. Поддерживая Эйлин одной рукой, я сунул оружие в карман и посмотрел на Роджера. Никто не проронил ни слова.

Затем Роджер сказал с печальной улыбкой:

– Ничего страшного не произошло. Просто выстрел в потолок.

Я почувствовал, как Эйлин напряглась и отстранилась от меня. Глаза ее были ясные, я убрал руку с ее плеча.

– Роджер, что же это было? – спросила она шепотом.

Он смотрел, как сова, и молчал. Эйлин подошла к туалетному столику и прислонилась к нему. Машинальным движением руки она откинула назад волосы. Она дрожала всем телом, с ног до головы.

– Роджер, – снова прошептала она, – бедный Роджер. Бедный, жалкий Роджер.

Он смотрел теперь в потолок.

– Я видел кошмар, – медленно проговорил он. – Кто-то с ножом склонился над моей кроватью. Не знаю кто. Немного похож на Канди, но все же это был не он.

– Конечно, не он, дорогой, – тихо сказала Эйлин.

Она подошла к Роджеру и села на кровать, протянула руку и стала гладить его лоб.

Канди давно ушел спать. А откуда у Канди может быть нож?

Он же мексиканец. У них у всех есть ножи, – ответил Роджер тем же безразличным голосом, – Они любят ножи. Меня он недолюбливает, я его тоже.

– Вы никого не любите, – грубо сказал я.

Эйлин быстро обернулась.

– Прошу вас, пожалуйста, не говорите так. Роджеру что-то приснилось.

– А где лежал револьвер? – спросил я и посмотрел на Эйлин.

– В ящике ночного столика.

Роджер обернулся и посмотрел мне в глаза. В ящике револьвера не было, и он знал, что я это знаю. Там лежали таблетки и разные мелочи, но револьвера не было.

– Или под подушкой, – добавил он. – Точно я не помню. Я сделал один выстрел.

Он указал рукой вверх.

Я посмотрел туда. В самом деле, в потолке была дыра. Я встал на то место, откуда ее лучше было видно. Да, дыра, которую могла сделать пуля. Выстрелом из этого револьвера можно было прострелить потолок насквозь. Я подошел к кровати и проницательно посмотрел на Роджера.

– Чепуха. Вы намеревались застрелиться. Вы не видели никакого кошмара, вы плавали в море жалости к самому себе. Никакого револьвера под подушкой у вас не было. Вы встали, достали оружие и снова легли в постель. Но я полагаю, у вас не хватило мужества. Вы выстрелили, не желая в себя попасть. Просто жалость к себе, дорогой мой, больше ничего. Сцена борьбы была превосходно разыграна. Она ведь не смогла бы отнять у вас револьвер, если бы вы сами этого не хотели.

– Я был нездоров, – возразил Роджер. – Но может быть, вы и правы. Что из этого следует?

– Вы увидите, что из этого следует. Вас надо поместить в психиатрическую больницу, и поверьте мне, что у людей, которые там командуют, столько же жалости, сколько у надсмотрщиков на принудительных работах в Джорджии.

Эйлин вдруг встала.

– Довольно! – резко сказала она, – Он действительно болен, вы же это знаете.

– Он хочет быть больным. Я только обратил его внимание на то, чего это будет ему стоить.

– Сейчас не время говорить об этом.

– Отправляйтесь в свою спальню.

Ее голубые глаза сверкнули.

– Что вы еще надумали?

– Идите, если не хотите, чтобы я позвонил в полицию. В таких случаях по закону нужно ставить полицию в известность.

Роджер усмехнулся.

– Да-да, позвоните в полицию! – сказал он. – Как вы сделали с Терри Леноксом.

Я не реагировал на его слова, я разглядывал Эйлин. Сейчас она казалась бессильной, разбитой, но еще более очаровательной. Вспышка гнева прошла. Я тронул ее руку.

– Все в порядке, – сказал я. – Он не будет этого делать во второй раз. Идите ловитесь.

Эйлин долго смотрела на мужа, затем ушла. Когда она скрылась из виду, я сел на край кровати, где раньше сидела она.

– Еще пару таблеток?

– Нет, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.

– Ведь это правда, что я сказал про выстрел? Это был просто безумный спектакль?

– Более или менее. Думаю, что я вел себя легкомысленно.

– Никто вас не удержит, если вы решите покончить с собой. Это ясно и мне, и вам.

– Да.

Роджер все еще смотрел в сторону.

– Вы сделали то, о чем я вас просил, – насчет бумаги на пишущей машинке?

– Гм-м. Удивляюсь, как вы это помните. Это довольно безумная писанина. Смешно, но она идеально напечатана.

– Я всегда хорошо печатаю, трезвый или пьяный… до известной степени, конечно.

– Не волнуйтесь из-за Канди! – сказал я. – Вы ошибаетесь, если считаете, что он вас не любит. И я ошибался, когда сказал, что вы никого не любите. Я просто хотел возмутить этим Эйлин, хотел рассердить ее.

– Почему?

– Сегодня вечером она уже теряла сознание.

Роджер покачал головой, – Эйлин никогда не теряет сознания.

– Значит, симулировала.

– Это ему тоже не понравилось.

– Что вы подразумевали под тем, что из-за вас умер хороший человек? – спросил я.

Лицо его омрачилось.

– Это просто бессмыслица. Я же сказал вам, что видел сон…

– Я говорю о том, что было напечатано на машинке.

– Тоже сон.

– Что про вас знает Канди?

– Ах, оставьте вы это! – ответил Роджер и закрыл глаза.

Я встал и закрыл дверь.