Доля ангелов

— А! Нет. Будь я винодел, тоже вряд ли стал бы угощать всех подряд дорогущим коньяком. Разве так — плеснул по наперстку. Понюхать. В рекламных целях.

— Кажется, я поняла. Вы — жлоб.

— Жлоб? Первый раз слышу такое в свой адрес. Да я, если хотите знать, вообще душа парень. Добрейший человек.

— Так что ж вы так носитесь со своим коньяком?

— Да не мой это коньяк, вот что пытаюсь вам вдолбить. То есть теперь мой, подарочный, так сказать. Но — поверьте — отменный. Такого вы еще не пили никогда. Так что не вздумайте отказываться.

— И откуда такая манна небесная?

— О! А вот это потом — когда познакомимся и выпьем, разумеется.

Стюардесса тем временем несет долгожданное.

Деревянная полированная коробка с массивным бронзовым замком и таким же барельефом — томагавк на крышке — в целом очень похожа на герб.

Три пузатых коньячных фужера.

— Лимон? — Он придирчиво окидывает глазами натюрморт, но, обнаружив искомое, быстро успокаивается и поясняет по-русски: — Эти идиоты не подают лимон к коньяку. Не принято. А я люблю.

— Citron, citron, — счастливо бормочет стюардесса.

— Это индейский коньяк? — Я уже понимаю, что хочу отведать этого коньяка, но сдавать позиции надо красиво, по крайней мере с иронией.

— Индейский? А, томагавк! Вы что же, «Hennessy» ни разу не пили, голубка? И даже бутылку не видели?

Действительно «Hennessy»!

Теперь, когда массивная бутылка тяжелого граненого хрусталя извлечена из сундука, никаких сомнений.

И коньяк, безусловно, отменный, не XO[11] даже и не Paradis.

Что-то из серии Richard Hennessy[12], которую я — признаться — имела честь пригубить всего-то пару раз в жизни.

А томагавк действительно никогда не замечала, сколько ни перепито благородного напитка. Бывает.

Но хочется поиграть в простушку…

— Не-а-а. Как-то не приходилось.

— Врете.

— Это еще почему?

— Не отвлекайтесь от процесса. Не видите, девушка изошла, ожидаючи. Потом объясню.

— Опять — потом.

— Все самое лучшее всегда случается потом.

Очень назидательно.

А выпить впрямь хочется все сильнее. Еще не согретый как полагается, напиток уже благоухает так, что ноздри непроизвольно начинают подрагивать.

Как у породистой кобылы в нетерпеливом ожидании заезда.

Священнодействуем.

Стюардесса — с явным сожалением — возвращается к своим обязанностям.

— Еще по одной?

— Не сразу.

— Правильно. Сразу нельзя.

— Поэтому — говорите.

— Что говорить?

— Что было отложено на потом. Откуда дровишки? Чей гость? Почему — вру?

— Тсс… Это проза. Сначала покончим с поэзией.

— С бутылкой.

— Настырная попалась баба.

— Так смените.

— Не на кого.

Глоток коньяка уже согревает душу и чем-то еще наполняет ее, ласковым, покорным, пушистым.

Послушно оглядываюсь.

Действительно, во всем салоне — только одна женщина, я.

— А в «экономе»?

— Фи! — Он смешно морщит нос.

— Но — потом? Когда с поэзией будет покончено?

— Потом — я же сказал — наступает самое лучшее. Как, впрочем, всегда.

— Это у вас. У меня обычно начинаются мерзости.

— Вам просто не везло. Но это поправимо.

— Каким — интересно — образом?

— Держитесь рядом со мной. Удача — штука заразная.

— А вы, значит, удачливый тип?

— В высшей степени.

— Примеры можете привести?

— Сколько угодно. Ну вот для затравки, пожалуйста, — я гений.

— В области?

Коньяк действительно совершенно необыкновенный. Умопомрачительный. Произведение искусства, а не напиток.

Пить жалко. Но очень хочется.

Однако ж качество — качеством, а неизменные свойства — также при нем. И опьянение наступает как положено.

Горячее тепло разлито в душе, а мысли в сознании — легкие, бесшабашные.

Та стадия, когда еще хорошо отдаешь себе отчет в том, что уже пьян, но именно это обстоятельство кажется в высшей степени симпатичным.

И радостно на душе.

И хочется говорить глупости — и глупо над ними же смеяться. Но искренне, с огромным удовольствием.

Прекрасное состояние.

К несчастью, оно проходит довольно быстро, уступая место тупой апатии, агрессии, тоске, подозрительности, состоянию полного идиотизма — у кого как.

Я в итоге просто мирно засыпаю где придется или — если предыдущее попойке настроение было совсем уж пакостным — тихо, жалобно плачу, забившись опять же подальше от людских глаз. В итоге все равно засыпаю.

К счастью, а может, и к сожалению, — кто знает? — подобное — включая состояние счастливого бесшабашья — случается со мной очень редко. Сказались, надо полагать, годы, проведенные бок о бок с опасным алкоголиком — желание выпить и уж тем более напиться возникает редко.

Теперь возникло.

И время плакать пока не пришло. И в сон не клонит.

Потому — куражусь от души.

Получаю от этого огромное удовольствие.

К тому же еще одна метаморфоза счастливого состояния, а может, случайная составляющая того минутного наслаждения, что дарит мне обычно прощание с землей: незнакомец с такими странными глазами — красивыми, немного грустными и одновременно нахальными, поддразнивающими, зовущими, обещающими — мне определенно нравится.

В том самом забытом за двадцать с лишним лет жизни, вытравленном Антоном, смысле, который ясен и ему и мне без слов.

И даже полагаю — без коньяка.

По крайней мере очень хочу, чтобы это было именно так.

Без коньяка.