Доля ангелов

Тонкие брови едва заметно досадливо вздрагивают, мне хватает и этого — она недовольна случайным признанием, торопится исправить ошибку:

— Минувшей ночью мы проводили последних гостей — они спешили к раннему рейсу в Париж, но уже завтра прибудут несколько туристов, а через пару дней здесь будет полно народа, в большом замке начнется «Фестиваль света», возможно, вы слышали об этом?

— Что-то похожее на лазерное шоу Жана Мишеля Жара?

— Вот именно! Волшебные картины в ночном небе, положенные на музыку Ренессанса.

— Даже не пытайся, Габи, это невозможно описать словами. То они представляют в небе летящих птиц, то пламя пожара, то королевские символы — лилии и саламандру. Женский голос поет про мечту. Здравствуйте, дорогуша… Добро пожаловать в наш сельский приют…

…Признаться, я уже успела подумать: это не та женщина.

Не та, о которой писал Антон, определенно. И даже отдаленно не похожа на ту.

Теперь я с трудом удерживаюсь от восклицания из серии «А, вот и вы!», «Так вот вы какая!», «Вы так похожи!». И тому подобное… в том же духе.

Ибо вторая женщина, неожиданно вступившая в разговор, вне всякого сомнения, именно та.

«Гривастая старушенция», по словам Антона, дама без определенного возраста, но ярко выраженной социальной принадлежности, а вернее — с демонстративным желанием социально принадлежать. Когда-то. Давно. Тридцать с лишним лет назад.

Вудсток, Хейт, Сен-Луи… Ну конечно, она оттуда, даже если нога не ступала в тех райских кущах.

Дитя благополучных и благонадежных буржуа, возомнившее себя ребенком цветов. И свободы.

Мальчики и девочки, пришедшие на свои земляничные поляны из респектабельных коттеджей, для того чтобы слегка взбудоражить мир и… вернуться обратно спустя десятилетия — к благополучному бытию своих предков. За исключением тех, разумеется, кто зашел слишком далеко в виртуальные дебри придуманных лесов, заплутал и остался. Уже навеки.

Большинство, к счастью, вернулось.

Вроде этой гривастой.

Зажило себе мирно под крышей слегка обветшалых отчих домов, обзавелось потомством, напрочь лишенным устремлений романтической свободы и свободной романтики.

Твидовый костюм как символ британского образования.

Им бы поменяться местами.

Дама в коричневых тонах больше годилась на роль мамаши.

Другая — с оплывшим телом и пухлым лицом, подвижная, невзирая на массу, с буйной шевелюрой мелких «химических» кудряшек, схваченных черным бархатным ободком, увенчанным крупной бабочкой блестящего шифона, — как ни странно, «тянула» на дочь.

По крайней мере казалась существом ведомым, взбалмошным, готовым в любую минуть брякнуть какую-нибудь несуразицу.

Она и теперь умудряется начать беседу именно с того скользкого — отчего бы, кстати? — момента, что несколькими секундами раньше не без труда миновала дочь.

— Вам жутко повезло. Габи уже сказала? Будете наслаждаться здешними прелестями в полном одиночестве. Как полноправная хозяйка замка. Каково, а?

— Замечательно.

— Я, конечно, сказала, мама. Но, к сожалению, это продлится недолго. Уже завтра… Разве ты забыла?..

— Неужели завтра? Мне казалось, впереди еще уйма времени… О Господи!

Последнее — вовсе не потому, что оконфузилась и надо скрыть неловкость.

Неловкости — насколько я понимаю — никакой, и скользкого момента мамаша не прочувствовала вовсе.

А был ли мальчик?

Возможно, все мерещится только мне и легкая досада «твидовой» — проста и понятна. Какой управляющий доволен, когда пустует отель?

Мамаша же сокрушается теперь по поводу внушительной лужи, в самом центре которой оказалась. В руках ее — толстый садовый шланг. Похоже, ради знакомства со мной мадам оторвалась от утренней поливки. Вода при этом, конечно же, продолжала сочиться тонкой струйкой.

И вот — лужа. Мокрые ботинки. И даже подол необъятной многослойной юбки из пестрого сатина с кружевами.

Дочь сокрушенно качает головой. И некоторое осуждение скользит во взоре. И слабое извинение, адресованное мне: родители, возраст, вы понимаете…

— Тебе надо переодеться.

— Глупости. Все высохнет за пару минут. Мне надо показать гостье ее покои и накормить. Держу пари, бедняга выехала в такую рань, что не успела проглотить и чашки кофе.

— Это правда, мадам. Но я, разумеется, с удовольствием подожду…

— Сказала: глупости! Никаких ожиданий. Следуйте за мной, дорогуша. Габи пока оформит все, как полагается.

Габи не спорит. Завладев моим паспортом, кредиткой, страховкой и еще парой бумаг, приготовленных Майкой, она удаляется уверенным, тяжелым шагом.

Глядя ей вслед, я думаю: это ошибка.

Ее ошибка, разумеется.

Ибо если мадам Габриель ничего злонамеренного даже не скрывает, просто не считает нужным раскрывать все тайны своего заведения каждому постояльцу, то оставлять разговорчивую мамашу наедине с гостьей — по крайней мере в первые минуты знакомства — явно не стоит.

Что же касается моих планов, можно сказать — повезло.

Думаю только — с чего начать?

Известно, к примеру, обеим дамам, кем приходился мне Антон?

Полагаю, известно.