Доля казачья

И сын Ичиро, как две капли воды похожий на Намико, где-то в далёкой Японии сейчас растёт без него. До жути обидная ирония его судьбы. И известно, что на войне всё это ещё горше выглядит. Всё сплелось в этом мире в один живой узел. И теперь, по прошествии многих лет, уже генерал Ичиро Тарада, с глубокой тоской вспоминает умерших: отца своего, полковника Сэцуо Тарада, маму, красавицу Намико и свою любимую жену Настю.

Так ведь сложилась вся их дальнейшая жизнь, что любовь соединила их пылкие и юные сердца до самого последнего вздоха. Как он любил свою Настю он, Ичиро Тарада! Разве найдутся такие слова! Но всё это позже было, а пока отец возил её с собой, из одного похода в другой. У него не было душевных сил расстаться с Настей, как бы оторвать её от своей изболевшей души. Пока полковник всё же окончательно не осознал, что только погубит ребёнка. И хотя она заменила ему всё, что он уже давно потерял, её надо было спасать, и немедленно!

В его отряде все солдаты любили русскую девочку искренней, отцовской любовью. То ей ёжика принесут, толстого и недовольного, и от этого смешно фыркающего. То маленького весёлого зайчонка, то самодельных кукол наделают. И у них душа не на месте была, тосковала о семье и о далёком доме.

Надо было как-то решать эту сложнейшую задачу. Ведь все они прекрасно понимали, что не место девочке на войне. И особенно в таком секретном отряде, где смерть кругом витает. Тут и мужикам не под силу бывает стойко вынести все тяготы солдатской судьбы. Вызвал своего слугу полковник на откровенный разговор. И всё золото и деньги, что у него были, высыпал перед своим слугой, вмиг оторопевшим Фумидзаки.

Тот упал на колени и не знал, что ответить хозяину. Понял он, что тот не в себе сейчас.

— Возьми сам, сколько тебе надо денег, потому что твой поступок по своему достоинству не будет иметь цены. Но Настю мою, сокровище души моей, доставь поскорее домой, в Японию. Это моя единственная просьба к тебе.

Полковник был очень бледен, сказывалось его постоянное недосыпание и всяческий дискомфорт — только бы, этой крохе-девочке было хорошо. Но война есть война, и всего здесь можно было ожидать каждый миг, а ей — жить надо.

— Повезёшь ещё ценные сведения государственного значения, но за них я меньше переживаю, чем за ребёнка. Помни это! Ты должен понять сейчас, что если ты не сможешь выполнить это задание, то лучше сразу откажись, Фумидзаки. И я смогу простить тебя сейчас. В противном случае прощения тебе не будет — только смерть. Как в карточной игре, свою и твою жизнь на кон ставлю. А Настя должна быть живой, иначе и быть не должно.

Моя жизнь и так прошла мимо меня. И если образно говорить, я у неё на обочине скорчился. Обидно, что я не погиб и я ещё жив! Очень тяжело мне! Моя жизнь и все наши жизни ничего не стоит перед одной, ангельской душой Настеньки. Все необходимые документы, деньги и вещи ей я уже приготовил — дело за тобой.

Седой Фумидзаки расплакался.

— Я честно служил вам, господин полковник, всю свою жизнь. И благородней вас я не встречал человека на всём белом свете. Умру, но выполню вашу просьбу. И угрозы меня не страшат, мы и так каждый день ходим здесь по самому острию смерти. А за совесть свою я скажу: всё сделаю как надо, иначе я не могу. За добро, платят добром!

Ранним утром от отряда отделились два всадника. У Фумидзаки на руках примостилась сонная маленькая Настя. Попусту не разговаривая и зря не будоража ещё спящую таёжную тишину, они бесшумно растворились в молочной пелене тумана.

Полковник Тарада утирал нежданно хлынувшие слёзы. Подсознательно он уже чувствовал, что никогда не увидит ни своего сына Ичиро, ни Настю. Себя он ни капельки не жалел. К обеду отряд догнал усталый всадник. Пыльный и потный, он едва не валился с седла:

— Проводил их, всё нормально!

Его конь хрипел, глаза его крупно слезились. Плачет боевой конь, и ему жалко ребёнка. Неужели и он так глубоко всё осмысливает происходящее — удивительно!..

Медленно возвращается сознание генерала Ичиро Тарада из далёкого прошлого в реальный мир. Дочь его, Идиллия, судорожно вцепилась ему в руку. Лицо её напряжёно и направлено на арену боя. Но не сам бой видит отец, его сознание ещё не дошло до этого. А дорогие его сердцу черты своей любимой Насти в облике их дочери.

Она очень красива, его Идиллия, но главное её достоинство — чистота души, это всё мамино наследство. И открытость славянской души!

Такахаси точно демон черный, потный и озлобленный, кружил возле Василия Шохирева. Удары его меча были очень сильны, и видно было, что в таком темпе долго продолжать бой он вряд ли сможет. Но Такахаси опытнейший боец и он прекрасно знал, что всё решает один удар. И пытался сломить Василия. Тот и боец, по его понятиям, неопытный, куда ему до самурая. И в госпитале он ещё совсем недавно лежал.

Вот тут-то и была его ошибка: недооценить противника и возвысить свои собственные достоинства. А это для самурая самый настоящий грех. И что вероломно напал он на Шохирева, тоже грех немалый. И всё это требовало расплаты и этот миг, кажется, наступил.