Доля-не-доля (СИ)

   - Что случилось? - покачиваясь при ходьбе, как уточка, подошла Ирма. Обняла мужа, с тревогой заглянула в лицо.

   Он не ответил, оттолкнул. С шумом и грохотом на весь дом, яростно раскидал сунуки. Легко, словно орех с куста, сорвал кованый замок с нижнего. Взвились вверх старые шубы, кафтаны. Полетели в лицо обмершей Ирме куски полотна. Бережно, словно новорожденного, обеими ладонями вытащил со дна крохотный свёрточек. Прижал к сердцу. На плачущую жену глазами сверкнул: "Не подходи!"

   Развернул тряпицу, и в комнатёнке без окон вспыхнуло белое солнце.

   Долго клял себя Данор, что пожадничал и не бросил цветок-застёжку в Ледащее болото, где ей и место.

   Три дождливых рассвета спустя, глядела Эльда на свою дочь, мучавшуюся родовыми схватками. Выдержит ли сердце, раненное предательством? Когда роженица заснула ненадолго, тихонько вышла. С каждым мигом шаг Хранительницы становился всё тяжелей и стремительней. Вслед ей стонали половицы, охали стены. На крыльце спросила испуганного ювелира и жавшихся к нему домочадцев:

   - Где Нарут?

   Загрохотало над Горой, молния сверкнула.

   - Ушёл он ... Сказал, что навсегда ... - глотая слёзы и страх, ответил Данор.

   - Куда?

   В ответ старик только головой помотал.

   Эльда внимательно на него посмотрела:

   - Не договариваешь опять. Не могу я заплатить за твои делишки жизнью своей дочери. Так что не обессудь ...

   Хранительница вытащила из-за пазухи кусок верёвки и направилась к остолбеневшему от ужаса старику. Верёвка стала извиваться, и вот уже в руках Эльды болотная гадюка ...

   В тот же миг из дома раздался пронзительный вопль Ирмы:

   - Ма-а-ма!

   Женщина словно очнулась, бросила верёвку на землю и побежала к дочери.

   ***

   Талька вынырнула из глубокого сна, как из омута. Только не в ясный улыбчивый день, а в тёмную избу, на полати, в груду овечьих шкур. Рядом сопел братишка Талёк. Внизу, возле окна, навалившись грудью на стол, спала мама. Видать, присела отдохнуть, и её сморила усталость.

   - Кха, кха ... ох ... кха ... - раздалось из-за занавески. - Доча ... Ох ... моченьки нету ...

   Это помирала бабка Эльда. Днём лежала молча и неподвижно, а при лунном свете стонала и охала. Колыхалась плотная тряпка, будто кто её сорвать хотел. Но Талька знала: бабка даже встать не может. Высохли ноги, когда близняшки на свет появились. Соседки шептались: Эльда из-за них недвижной сделалась. Своё здоровье отдала, чтобы жизнь в мёртворожденных вдохнуть.

   Вчера вечером, наевшись каши, они решили бабку накормить. Думали, поест и охать ночью не будет. Взяли длинную ложку, которой мама щи мешала, зачерпнули сытную горку пшена и подкрались к занавескам.

   - Талька, а почему бабушка днём спит, а ночью плачет?

   Худенький, болезненный мальчик обращался к сестре, как старшей.

   - Не знаю, - Талька локтем отодвинула полотно.

   - Фу, чем пахнет? - отшатнулся Талёк. - Может, под лежанкой соседкина кошка сдохла?

   - Она же весной потерялась, не помнишь, что ли? Ну, чего встал? Раздвигай занавеску со своей стороны.

   Талёк сморщился, но послушался.

   Звякнули металлические кольца, и розоватый вечер проник в затхлые сумерки бабкиного убежища.

   На подушке, серой, как придорожная пыль, косматая голова.

   Зеленоватый плесневелый налёт бугрится на лбу.

   В чёрном провале рта посинелый язык.

   Полусомкнутые веки в тяжах бурого гноя.

   - Она ...она живая? Талька, бабка-то живая ... или померла?

   - Маму надо звать, Талёк. Мама ... - хотела закричать, но прошептала девочка. - Пойдём отсюда ...

   А как идти, если ноги будто в пол вросли?

   За окном ветер в яблоневых ветках запутался. Зашуршал листвой, рванулся в небо и собрал тучи в сумрачные громады. Сразу потемнело и поскучнело на улице. В избу неожиданно для этого часа ночь прокралась. Бабкин угол будто шапкой накрыли.

   Не успели ребятишки отпрянуть, как пошевелилась Эльда.

   Вспучилось одеяло, с шорохом на пол упало.

   Замерцали красноватые огоньки - это бабка на них посмотрела.

   Выпала ложка из Талькиных рук.

   Тоненько Талёк заплакал.

   Сестра его к себе прижала, косыночкой от бабкиного взгляда прикрыла.

   Кхм ... кхм ... - раздалось привычное.

   - Бабушка, мы думали ... - Талька от страха запнулась, но собралась с силами: - Думали, померла ты ... Каши вот принесли ... А мамы нет ...

   Поняла девочка, что говорит неладно, но остановиться не смогла:

   - Ты, бабушка, лежи, а мы сейчас уйдём, мешать не будем.

   - Кхм ... руку ... руку дай ... - проскрипела из темноты бабка.

   - Встать хочешь? Нельзя тебе. А то я водички принесу?

   - Руку дай! Ру-у-ку! - вдруг истошно закричала старуха.

   И сразу закачалась, заходила ходуном занавеска.

   Хлопнула дверь, это мама пришла. Рванулась к ребятишкам, но подойти не смогла - словно сильный встречный ветер остановил. Закрылась рукой, к столу подошла. Свечу зажгла. И от огонька, хиленького и робкого, который больше чадил, чем светил, успокоилось всё в избе. Опали вздувшиеся занавески, потускнели страшные бабкины глаза. Уже не выла старуха, а едва слышно сипела:

   - ... у ... дай ... руку ...

   Мама детей оттолкнула и задёрнула угол. Ох, и досталось же близняшкам!