Доля-не-доля (СИ)

   Юноша поднял глаза от маленького созвездия среди грубоватых поделок на прилавке: пуста палатка. В углах перливчатый туман таял. Рванул ветер входную занавеску, принёс, как далёкую музыку, чудный голос:

   - Приходи вечером к Медвежьему Ручью ...

   Нарут долго в себя прийти не мог. Не разлядел толком свою первую покупательницу, а мир от него точно закрыли рыженькие, словно кисточкой выведенные брови, разноцветные глаза, не знавшая солнца белоснежная шея. Сжал крепко в руке застёжку и не заметил, что пальцы красны от крови.

   Поранился, сынок? - раздалось над ухом.

   Нарут не ответил. Обмякла рука, фибула на прилавок упала.

   - Что?!!

   Отец застонал, как от сильной боли, потом разъярился:

   - Откуда это у тебя? Откуда?!! Отвечай, поганец!

   Обидно и больно, как в детстве, рванули плечо жёсткие, сильные руки мастера.

   - Я ... девушка ... незнакомка ... сломалась фибула ... - замямлил юноша, потом очнулся, на отца взглянул. От яростных глаз отшатнулся. Голос пресёкся от обиды: - Ты, батюшка, думаешь ... думаешь, я украл?..

   - Такое не украдёшь ... А украдёшь, так далеко не унесёшь. Подарок?

   Юноша виновато пожал плечами:

   - Не знаю ... Она сказала, что я застёжку сломал ... Велела к Медвежьему Ручью прийти ...

   Нарут ожидал раскатов отцовского гнева, крепкого подзатыльника.

   Старый ювелир закрыл ладонями лицо, отчаянно всхлипнул.

   В новом бревенчатом доме прохлада и сумрак. Отгородились окна плотными занавесками от жаркого по-летнему солнца и ярмарочного веселья. О крашенные по причуде хозяина стены весь день бились причитания. В спаленке матери всё пропахло едким сердечным отваром. В девичнике среди массивных сундуков с приданым сидели зарёванные сестры. Рядом валялось позабытое рукоделье. Из кухни, из закутка для слуг - отовсюду плач слышался: Нарут отеческий кров покидает. А в мастерской юноша тёр кулаками глаза: нелегко было сыну видеть, как по-стариковски тряслись руки мастера. Пытался отец удержать рыданья, сжимал губы, да не смог:

   - О нас с матерью не думаешь, вспомни Ирму свою. Дочка Хранительницы - не старая шапка, которую на новую сменить не жалко.

   - Не могу, батюшка, - глотая слёзы, отвечал Нарут. - Стоит рыжая перед глазами, улыбается, зовёт ... Нет жизни без неё ...

   - Послушай, сын ... - отчаянно молил ювелир. - Не девка это тебя завлекла, Хозяйка. Пойдёшь за ней - сгинешь! Смертоносна её любовь. Не человек она ...

   - Батюшка, помоги! Помоги мне забыть её! Нет, не надо ... я сам сегодня к ручью пойду, сам всё скажу ... Родителей не на кого оставить. Невеста сговорённая у меня есть ... Какая невеста?.. Нет вроде никого ... - нахмурил густые брови Нарут. Потёр виски, что-то важное вспомнить попытался.

   - Ладно, пойдёшь. Пойдёшь и скажешь, - неожиданно согласился отец. - Ступай приляг перед дорогой-то.

   Нарут вытянулся на лежанке, которую уже три раза удлиняли под рост сына-первенца. Посмотрел на высокий белёный потолок и заулыбался: манили его разноцветные глаза, звали развевающиеся по ветерку золотые кудри. Обещали счастье яркие и сладкие, как ягода, губы ...

   - Сынок, выпей-ка молока, - неожиданно и неприятно прозвучал над ухом голос отца.

   С каких это пор батюшка молоком потчует? Сроду такой заботы не бывало. А, не всё ли равно ... Быстрыми глотками Нарут выхлебал какую-то горечь и повернулся на бок, чтобы никого и ничего не видеть. Мешает всё в доме его чудной мечте ...

   Утром юноша не знал, к чему налитую тупой болью голову прислонить. На сердце точно тяжёлый ледяной валун. В ушах плакал-заливался колокольчик, который ему в детстве подарили - злые сны отгонять. Нет же, вот он, колокольчик, над лежанкой привязан. Так ни разу и не прозвенел. А вот сейчас надрывается ... Слонялся бедолага по дому, по двору, искал что-то. За обедом и вечерей ложка из рук падала, кружка сама по себе опрокидывалась.

   Только село солнце, за Горой гневно вспыхнула багровая, как опасная смертельная рана, заря. Быстро стёрли её траурные фиолетово-чёрные тучи, и к утру выпал сухой, пополам с пылью и пеплом, снег. Погиб неубранный хлеб.

   Данор следом за сыном ходил, в мастерской не появлялся. Как парню помочь? Жена требовала Хранительницу позвать, боялась, что Нарут слабоумным останется. Не мог ювелир к Эльде обратиться, наперёд знал, что она скажет. Но разве можно отдать сына Хозяйке? Потерять его навсегда? Нет уж, лучше пусть тенью останется, но в семье. Однажды подумал о невесте сговорённой, Ирме ...

   - Чёрная зима нынче. Негоже свадьбу устраивать. Не праздновать - молиться нужно. Дневать и ночевать в Роще Предков. О вразумлении просить. Не понимаю, за что такая немилость ... беды одна за другой. В чём провинился Благословленный край перед Хозяйкой?.. - сурово сказала Эльда.

   - Помоги, Хранительница ...

   - Кто о чём, а Данор о своём ... Не могу я ради твоего сына обычаи, созданные Предками нам всем на благо, нарушить. Да и не было никогда, чтоб раньше трёх лет по сговору женились.