Долина кукол

– Ладно-ладно, только покажи мне контракт, прежде чем подписывать, – пробурчал Генри. – Надо посмотреть, нельзя ли обговорить какие-нибудь дополнительные льготы. Телевидение становится все более популярным. Все следует расставить по местам именно сейчас. Если он хочет использовать тебя в рекламе, нужно, чтобы тебе дали выступать c рекламой на телевидении.

– Но, Генри, – запротестовала Энн. – Я от одного вида телекамеры упаду в обморок.

– А чем она отличается от фотообъектива? К тому же за этот год ты поднаберешься опыта. Кстати, – он нацарапал на листке из блокнота какое-то имя, – свяжись c Лил Коул. Занимайся c ней два раза в неделю, как минимум. Это будет дорого, но это тебе по карману.

– Кто такая Лил Коул? – спросила Энн.

– Самый лучший преподаватель дикции.

– А мне-то она зачем?

– Затем что у меня такое чувство, что для телерекламы тебе понадобится не только позировать перед камерой, но и что-то говорить. И твой бостонский акцент тебе будет мешать.

– Генри, я же буду только манекенщицей, а не актрисой.

– Послушай меня, Энн. – Он заговорил резко. – Если хочешь что-то делать, делай это как следует. Любой работе надо отдаваться целиком. Ты была отличной секретаршей, и раз уж тебе суждено стать моделью для «Гиллиана», будь ею на все сто процентов. И потом, тебе же сейчас все равно нечего делать. Уйди c головой в работу – это, наверное, сейчас для тебя наилучший выход.

Вдруг Энн заметила, какой у Генри бесконечно усталый вид – будто все силы покинули его. Энн рванулась к нему и обняла его:

– Генри, я тебя люблю.

Старик был тронут, но попытался скрыть это, состроив недовольную физиономию.

– Ну как тебе это нравится? – спросил он Дженнифер. – Я два года был без ума от этой девчонки, и вот теперь, когда она бросает меня, выясняется, что она меня, оказывается, любит.

– Люблю, Генри. И всегда буду любить. И пожалуйста… оставайся моим другом.

– Ни на что другое можешь не надеяться. Таких, как ты, Энн, – одна на миллион. Вернее, таких больше вовсе нет. А теперь – уматывай. Начну обзванивать агентства по найму. Кто знает, может, они пришлют мне еще одну Энн Уэллс.

– А ты не хочешь, чтобы я поработала, пока ты не найдешь новую секретаршу? Я ввела бы ее в курс дела.

– Вот уж нет! Дженнифер ведь приехала совсем ненадолго. Так что давайте, девочки, общайтесь и радуйтесь жизни. Да, кстати, Дженнифер, ты будешь получать семь сотен алиментов. Это за вычетом налогов – зная тебя, я заранее вычитаю налоги. Твой контракт c киностудией несколько затрудняет расчеты. Хочешь, я буду высылать тебе чеки?

– Нет, пусть деньги останутся у тебя. Вложи их во что-нибудь. Я тоже хочу разбогатеть, как Энн.

Он рассмеялся:

– Вот они, Рокфеллеры в юбках. И кто сказал, что мир создан для мужчин?

– Ну, мне-то мои деньги достались нелегко, – мрачно заметила Дженнифер.

– Еще бы. Пять месяцев пришлось околачиваться возле бассейна. Не каждому под силу.

Дженнифер ответила самой лучезарной улыбкой:

– Да-да, сплошные забавы и развлечения.

– Ох, хотел бы я снова родиться красивой девчонкой, больше мне ничего не надо, – гнул свое Генри. – А теперь тебя ждет Париж. Вот увидишь, ты еще станешь французской Ланой Тернер. Но только сделай одолжение – не транжирь все деньги сразу. Ты мне должна еще две тысячи. Я буду вычитать их из твоих алиментов. И ради бога, не проси высылать тебе денег – дай мне возможность хоть часть сберечь для тебя же. Да уж, о таких клиентах, как вы обе, можно только мечтать!

– Кстати, о клиентах, – медовым голоском промолвила Дженнифер. – Генри, выдай мне авансом еще тысячу…

– Слушай, Дженнифер…

– Мне нужно приодеться. В конце концов, я ведь еду в Париж!

Февраль, 1948 год

Энн вбежала в «Двадцать один», где за своим привычным столиком ее ждал Генри.

– Извини, я опоздала. Этой Лил Коул надсмотрщицей бы работать на плантации! – Она села.

Генри заметил, что все мужчины в зале обратили на нее внимание. Три недели работы c косметологами Кевина Гилмора произвели в ней перемену, которую трудно было определить словами, но которая тем не менее очень бросалась в глаза. Ее природная красота не претерпела видимых изменений, но определенно выиграла от их стараний. Раньше человеку, впервые увидевшему Энн, ее красота раскрывалась исподволь, постепенно. Теперь же она сразу бросалась в глаза. Прическа у нее стала пышней и напоминала львиную гриву, веки были подкрашены. Энн по-прежнему оставалась леди до кончиков ногтей, но в ее облике появилось нечто волнующее.

– Я утром получила длинное письмо от Дженнифер, – сказала она, явно не сознавая произведенного ее появлением эффекта.

– А я – короткое. Денег просит. И когда она только успевает столько тратить?

Энн рассмеялась и заказала салат.

– Сколько бы денег у нее ни было – она всегда будет в долгах. Дженнифер – неисправимая транжира. Не знаю, мне кажется, что все эти вещи, которые она покупает, ей совсем не в радость. Бо́льшую часть из них она потом раздает.

Генри покачал головой: