Он улыбнулся, крайне довольный собой и высказанным каламбуром; Лиззи замерла у решетки, интуитивно угадывая, что… или кто может поджидать ее там, в темноте, полнящейся стуком ее собственного сердца.
И даже не удивилась, когда эта тьма ожила, взметнулась саржевым пологом у самой дальней стены (точно как в Колчестере, за окном гостиной) и поглядела на нее однажды виденными нечеловеческими… человеческими глазами с ярко-янтарной радужкой по радиусу зрачка.
И Лиззи невольно отступила назад, наткнувшись на стоящего за спиной Блевина Джексона. Его близость пугала меньше глядящих из темноты глаз…
Не трогали и слова, произнесенные прямо у уха:
— Не бойся, подойди ближе и погляди. Ты разве не задавалась вопросом, почему истинный владетель Раглана притворился мертвым, как собственная дочь? Почему скрывался все эти годы? Зачем жил отшельником в дикой, непроходимой чаще… Ради чего было все это? Что сподвигло его поступить столь ненормально? Столь дико. — Он подтолкнул девушку в спину. — Хотели правды, милая миссис Аддингтон, так найдите смелость выяснить ее до конца.
Тьма между тем чернильным пятном двигалась на нее, неотрывно глядела по-волчьи желтыми, неестественными глазами, пока не замерла у самой решетки. Много ниже нее… Словно какое-то животное на четырех лапах.
Только это было не животное.
Никак нет.
Человек…
Теперь она знала наверняка.
И человек этот был ее родным дядей, маминым братом.
Безумцем с помутненным рассудком!
— Познакомься со своей скорой погибелью, — прошипел Блевин снова у самого уха. — Волк внутри этого существа распробовал крови и жаждет ее постоянно. Словно, действительно, хищник — не человек. Страшное чудище долины Папоротников!
И старик прокричал из-за решетки:
— Это ты, Блевин Джексон, — настоящее чудовище. Роланд был безобиден, пока ты не сделал его убийцей! Пока не дал ему распробовать человеческой крови. Не сделал игрушкой в своих руках…
Тот усмехнулся, ничуть не пристыженный словами старика. Казалось даже, довольный услышанным обвинением…
— Я лишь высвободил его истинную натуру, старик, — отозвался он с тихим смешком. — Дал свободу, которой ты ему не давал.
— Ты сделал его убийцей!
— Он был им изначально.
— Неправда. — Эдвард Бродерик затряс головой. — Все эти годы, прожитые бок о бок в глуши, я имел много возможностей наблюдать за сыном. Он не совсем утратил человеческий разум: он способен к привязанностям, к искреннему проявлению чувств. Бывало, он даже пытался говорить со мной. Речь не совсем оставила его!
— Ты только тешишь себя тщетной надеждой.
И Бродерик возразил:
— Он возвращается снова и снова. Не оттого ли, что знает, кто я такой?
— Он знает, что ты его стая, старик. Это привязанность зверя — не человека. — И в сторону Лиззи: — Вот, погляди, милая Лиззи, на оборотня долины Папоротников. На человека, сделавшегося животным… Повадками и по виду ничем ему не уступающего.
Он выхватил из гнезда один из факелов и осветил им темноту клетки; нечто в обрывках старой одежды, обильно покрытое волосами метнулось от света в самую темноту. Затаилось там наблюдая…
Лиззи стиснула онемевшие пальцы.
Выдохнула залипшими легкими…
Признать в существе человека было решительно невозможно. Всеми повадками, видом он напоминал дикое, загнанное в угол животное… Волка с горящими глазами.
— Я не хотел, чтобы кто-то узнал, — простенал Эдвард Бродерик в сторону Лиззи. — Не хотел, чтобы кто-то увидел его таким. Я потому и ушел… вместе с Роландом, в самую чащу. Знал, что не смогу уследить за ним в замке… Рано или поздно кто-то прознал бы позорную тайну. А это казалось непереносимым… — Лиззи не могла отвести глаз от чудовища, а Бродерик продолжал говорить: — После мнимых похорон Кэтрин, я отыскал сына в лесу: измазанный кровью, заросший, покрытый едва поджившими ранами, он представлял страшную картину. Я отвел его в замок, сказал, что прошлое позабыто… Что гибель Кэтрин многое изменило, что мы должны научиться жить без нее. Роланд тогда по-настоящему обезумел: еще ни разу он не вел себя так неистово, как тогда. Он бегал по замку в поисках сестры, рвал на себе волосы и выл, словно животное. Мы с с твоей бабушкой отвели его на могилу… Он упал на нее и лежал не вставая несколько часов. Даже не шевелился… Словно и сам умер. После того никогда не был он прежним…
Джексон взмахнул факелом и произнес:
— Уверен, ей не нужны твои оправдания, старик. Девочка по-настоящему верила в оборотня и страшно его боялась… К тому же, ты погубил бедного ребенка. Может, расскажешь об этом? Ну, говори же. Поведай малышке об Эмили Чейз, упокоенной твоими руками…
Лиззи впервые поглядела на старика.
С ужасом в глазах…
— Это правда, — спросила она, — это вы виноваты в смерти ребенка?
Лицо Эдварда Бродерика исказила мучительная гримаса.
— Мне пришлось, — выдохнул он с явным усилием. — Она видела Роланда, видела и могла рассказать. Я не мог допустить, чтобы это случилось. Особенно теперь, после стольких-то лет…
— Как вы могли…