Долина раздора (СИ)

Легкое чувство голода. Упоение всемогуществом и вседозволенностью. Радость от быстрого бега по осеннему лесу. Мускулы легко и непринужденно направляют сознание туда, куда оно пожелает, и даже легкая усталость приносит только наслаждение. Ведь ты самый быстрый и сильный.

Когда перевертыш принимает облик зверя, ему очень легко отдаться на волю тому животному началу, что дремлет под властью интеллекта в каждом разумном существе. Ведь тогда в никуда уходят все проблемы, мечты становятся простыми и понятными желаниями, а в слабое и неуклюжее человеческое тело вселяется дух дикой свободы. И куда как просто забыть, что ты когда-то был человеком, и остаться навсегда диким и вольным существом.

Если оборотень кусал крестьян или горожан, и они заражались ликантропией, то рано или поздно большинство из них превращаются в безумных зверей. После десятка или дюжины обращений они теряли контроль над собой и больше не могли вернуть прежний облик. Разум изменялся навсегда, и оставалось нечто далекое сколь от сознания человека, столь и от инстинктов зверя.

Но он родился от матери и отца оборотней. В шесть лет, как и все его сверстники, он впервые принял образ зверя. Обрушившаяся буря чувств, эмоций и страха тогда тотчас изгнала его в привычный облик человека. В следующий раз стало проще. И каждый раз за ним наблюдали старшие. Наставники из рода направляли советами, помогали привыкнуть удерживать разум и сознание в новом теле.

Для его племени цивилизация оставалась досадным недоразумением. Им не нужен прогресс и общество. Лес. Горы. Дикая привольная жизнь. Они умели наслаждаться тем, что имели и не жаждать ничего невозможного. Но с каждым годом все меньше оставалось нетронутых уголков. Все чаще нюх различал запах гари от фабрик, до настороженных ушей доносился стук топоров и треск падающих деревьев, а зоркие глаза замечали следы сапог и колес. Все чаще их добыча уходила в дальние предгорья, спасаясь от стрел и пуль чужих.

Он много раз бывал в Парнаве. Это некогда было частью его взросления. Ведь как можно отказаться от того, что ты даже никогда не видел? Каждый из племени обязан был прожить какое-то время среди людей, чтобы затем осознано принять решение.

Он до сих пор помнил город. Смрад от скопления людей, чад тысяч очагов и помоек. Обоняние начинало отказывать в первый же день. Бестолковое мельтешение горожан по жалким высохшим подобиям лесных аллей. Громкие празднования незнакомых и нелюдимых соседей. Вечная сутолока и столпотворения.

Горожане проводили почти все свое время в дороге и очередях. А на остаток бесценного дня закрывались в крохотных каморках, забиваясь, словно испуганные зверьки по норкам. Работать месяц, лишь чтобы достать еды на месяц, оплатить кров на месяц и заплатить налоги. Пусть рабство отменили почти повсеместно, но как от этого изменилась жизнь рабочего и ремесленника?

Нет. В городе мог жить лишь тот, кто там же и родился и кто не знал другой, лучшей жизни. Вольные просторы. Бескрайние леса. Возвышающиеся на горизонте горы. Именно здесь место для свободного народа.

Сейчас он скользил неслышной тенью по осеннему лесу. По чаще, полной настоящей жизни. Его ноздри послушно отсеивали привычные запахи. Свежие подтеки пахучей смолы. Клочья шерсти бурого медведя, повисшие на кустах. Аромат мелких белесых цветов, пробившихся сквозь листву на освещенной солнцем прогалине.

Внезапно уши дернулись, различив в шелесте деревьев и трелях птиц далекий треск сухой ветки. Мускулы послушно понесли тело сквозь заросли невысокого кустарника. Полагаясь лишь на слух, он заходил с подветренной стороны к неведомой жертве. Ветки и стебли скользили по его черно-бурому меху, густому настолько, что случайная стрела застряла бы, не достигнув тела.

И вот ветер донес до него запах. Мышцы тела инстинктивно напряглись, а челюсти разжалась, давая выход легкому неслышному рыку. В голове возник образ молодого самца оленя. Пестрая картинка, смешанная со вкусом крови, наслаждением от охоты и запахом страха и смерти.

Скользнув сквозь заросли, он бросился вперед, уже не заботясь о шуме, и тут же смазанный силуэт кинулся прочь за деревьями. На минуту он отдался блаженству от своей скорости. Когда мимо мелькают замшелые стволы. Когда проносишься через глубокий овраг, даже не задумываясь, насколько он широк. Быстрее и еще быстрее. За скачущим миражом. За легкой быстроногой тенью среди веток.

Перепрыгнув через гниющий ствол дерева, он оказался впереди и правее бегущего оленя. Резкий рывок. И вот прямо перед ним мелькнули тонкие ноги. Круглый черный глаз под острым рогом мгновенно расширился, когда в нем отразилась его оскаленная морда. Его грудь ударила в спину оленя, и тот, издав жалобный вскрик, завалился на бок, взмахнув в воздухе раздвоенными копытами. Миг и зубы сомкнулись на шее, прокусив плотную шкуру и погрузившись в плоть.

Олень судорожно барахтался, пока он левой лапой удерживал его голову с остроконечными рогами и сжимал мертвой хваткой челюсти, чувствуя вырывающийся фонтан крови.