«Долина смерти». Трагедия и подвиг 2–й ударной армии

Помимо угрозы эпидемий, вид неубранных трупов, особенно наших бойцов, весьма отрицательно сказывался на моральном состоянии воинов–красноармейцев. Ведь они знали, что немцы вытаскивали своих убитых даже из боя. Для этого в германской армии имелись специальные крючья, их и сегодня можно найти в Мясном Бору. Воин вермахта был уверен, что в случае гибели его достойно похоронят, причем сначала временно, в бумажном мешке, пропитанном парафином¹¹¹, а после победы могут перевести в рейх. Кроме того, своевременная уборка трупов не позволяет неприятелю судить о потерях противной стороны, что весьма важно само по себе. И все же главным здесь, пожалуй, был нравственный аспект. Ветеран Мясного Бора Г. И. Геродник специально отмечал в своих воспоминаниях, что похоронные команды во 2–й ударной армии были слишком малочисленны и со своими задачами не справлялись. Вдобавок, их первыми из тыловых служб посылали на передовую в трудные моменты¹¹². Психологические и идейно–воспитательные утраты при таком отношении к живым и мертвым в нашей армии в рассчет не принимались. Несомненно, отрицательную роль здесь сыграл и внедрявшийся в сознание после революции нигилизм в отношении жизни и смерти конкретного человека, когда интересы личности изначально приносились в жертву мифическим интересам коллектива, причем забывалось, что коллектив образуют на основе взаимопомощи именно личности, а не безликие особи. Даже в Мясном Бору в условиях окружения заботу проявили прежде всего о лошадях, а не о людях. Лошадей первыми стали выводить из кольца, в то время как их хозяева из корпуса Гусева оставались в весенних болотах. Личный состав корпуса начали выводить из прорыва за Волхов только в апреле. Опасаясь авиации противника, людей и имущество эвакуировали по ночам¹¹³. Корпус выходил на «Большую землю» почти до самого конца Любанской операции.

Зимой–весной 1942 г. Волховский фронт понес значительную убыль в личном составе. Маршевые роты и батальоны не успевали возмещать потери. Особенно тяжело пришлось лыжным батальонам. Они не только сражались вместе со стрелками и кавалеристами, но и совершали рейды в тыл врага, охраняли коммуникации, выполняли эстафетную связь между штабами частей. Потери лыжных батальонов оказались столь велики, что кроме 45–го, 46–го, 49–го и 167–го лыжбатов, пришлось расформировать 166–й и 50–й, а в апреле — вероятно, еще и в связи с таянием снега, 169–й, 170–й, 171–й и 39–й батальоны¹¹⁴.

Весной возрасли потери среди разведчиков, т. к. большие разливы затрудняли поиски и иные действия разведки. В 59–й бригаде командир отдельной саперной роты Тихонов предложил поэтому составить спецгруппу разведки из лучших коммунистов. В группу вошли старшина роты коммунист Чушкин и ефрейтор комсомолец Ванюшин. В самом конце марта их забросили во вражеский тыл на пешеходную тропу среди болот. Вскоре они заметили на тропе немецкого офицера в сопровождении солдата. Офицер был пьян и горланил песню. Солдат получил удар ножом, офицера взяли в плен. Он оказался обер–лейтенантом германского генштаба и привез на фронт приказы и награды из Берлина. На фронте офицер решил навестить друга и теперь возвращался от него в штаб. Командир 59–й бригады полковник И. Ф. Глазунов и комиссар бригады И. Х. Венец допросили пленного. Сначала он держался заносчиво, но когда ему вернули личные вещи и пообещали отправить в Москву, пленный захотел отплатить добром и помочь «хорошим большевикам» спасти свои жизни. Он потребовал лист бумаги, нарисовал на нем расположение 2–й ударной армии и перечеркнул крестом. Затем он заявил, что привез из Берлина приказ окружить и уничтожить 2–ю ударную армию и изобразил план операции на схеме. В подтверждение своих слов он извлек из–за обшлага на рукаве шинели копию приказа. Сведения были ценнейшими, но ни в штабе 13–го корпуса, которому подчинялась бригада, ни в штабе армии, ни в Москве на них не обратили должного внимания¹¹⁵.

Штаб армии и штаб фронта в это время завершали разработку новой операции по взятию Любани. Интересно, что в воспоминаниях комфронта К. А. Мерецкова и в статье его преемника на этом посту и оппонента М. С. Хозина ничего не говориться о данном варианте наступления. Только в воспоминаниях начальника артиллерии 2–й ударной армии. Г. Е. Дегтярева [2]есть рассказ о новой попытке захватить Любань. Планирование наступательной операции в тех условиях объяснить довольно трудно: армия в болотах, весна, куда уж тут наступать? Инициатива нового наступления не могла принадлежать Клыкову и Мерецкову, она могла исходить только от Ставки и Сталина.