Долиной смертной тени

Вот, упал конструктор, а маленькие быкуны вокруг стоят кругом, не двинутся. Только ногами… лапами притоптывают. И пулемет сверху не жарит. Почему пулемет не жарит? Меня ж они видели, давно могли пульнуть по мне, да?

Начали быкуны разбредаться потихонечку. Всё, никто теперь ими не командует, это Капитан сказал. Еще когда жив был. Теперь они на Станцию пойдут всех драть. Но только по одному, по два, по три они пойдут. Не так страшно, как если всей толпищей. Может, их пугнуть? Теперь они совсем не то, без главного. Может, они испугаются?

– Полина, сейчас мы по ним пальнем…

– По кому?

– По быкунам, там их целая куча. Пальнем – и в подвал. Может, оттуда – еще разок. Да. Готова?

– Ну… да…

– Значит, выбежим, прицелимся, пальнем как следует, и в подвал. Вот так…

Но вовсе мне палить не пришлось. И Полине не пришлось. Я только слышу: тиннн… тиннн… тиннн…

– О, летят! Гляди, Капрал, летят!

– Чего?

– Да вверху…

Точно, прямо над Крэнстон-стрит летят два здоровых железных сапога.

– А? Чего это?

– Капрал! Какой же ты молодец, Капрал! Какие мы все молодцы! Это ихние патрульные антигравы!

Полина вокруг меня скачет, на шею мне примеривается.

– Да чьи?

– Ихние, терранские, дурья твоя башка!

Тут она точно на меня прыгнула, обняла за шею и в самое ухо поцеловала.

В ухе – звон.

Все-таки я еще спросил:

– А тинькает-то что?

– Бортовые волновики работают на поражение, – говорит мне Полина мужским голосом.

– Ой!

– И нам всем следовало бы отойти подальше. Под горячую руку запросто мозги вскипятят… Особенно в такую темень. Помоги-ка мне, Капрал!

Полина отцепилась от меня, вижу, стоит рядом Огородник, а на плечах у него – чужой человек. Руки связаны, ноги связаны, во рту тряпка. Ноги-то его Огородник мне и перебросил на левое плечо.

– Тащи.

– К-кто?

– Старшая погань.

– Главарь ихний?

– Да. Напоследок Петера подстрелил и положил Гвоздя. Ножом. Ловок, гнида…

С Крэнстон-стрит доносились визги и верещание. Дохли быкуны очень громко.

* * *

Еду у нас выдают раз в неделю. Не ту еду, которую сам нашел, а которая терранские пайки. Еды, которую сам нашел стало совсем-совсем мало. Назавтра должны были дать терранскую еду. А сегодня у меня один брикет пищевого констервата остался. Нет, неправильно сказал. Надо сказать «пищевого концентрата». Вот. И спать очень хотелось. Хоть до лежанки не доходи, а прямо так падай. И есть – тоже. Я подумал: сегодня съем брикет, а завтра встану – нет ничего! Голодно будет. А если завтра съем – то вот сегодня очень голодно уже мне. И я съел половинку и еще чуть-чуть. А потом спать лег.

А спал, ой спа-ал! Долго-долго-долго. День и ночь.

И еще не доспал. Не хватило маленько.

Глава 8. Абсолютная свобода

12 прериаля 2149 года.

Планета Совершенство, город Кампанелла, столица Северной Конфедерации Истинной Свободы.

Волонтер Эрнст Эндрюс, 23 года.

Спал я в ту ночь отвратительно. Всех нас, «добровольцев», согнали в здание увеселительного центра на площади Цзонкавы, там, где в нее втекает Джордано-стрит. На первом этаже стояли игральные автоматы, но из нас по дороге вытрясли и идентификационные карточки, и наличность, так что развлечься тут могли редкие счастливчики. Всегда найдется хитрец, способный обойти правила, установленные для всех. Я люблю подобных людей, но и побаиваюсь их…

На подиуме – четыре столба, вокруг двух их них извиваются тощие голограммы: грудастая африканка и азиатка, совсем девочка. Вокруг третьего выделывает коленца натуральная беляночка, высокая блондинка, как бы из скандинавов, тоже тощая; женщины внушили нам: тощая – значит красивая, – да, может быть и красивая, но привлекательная ли? вот уж нет… Может быть, в этом стрип-баре всем верховодит женщина? Один из парней цапнул было скандинавку за задницу, получил электрический разряд и вырубился на четверть часа. Только андроиды могут плясать вокруг столба часами, ничуть не уставая… У четвертого столба должны были работать настоящие женщины из плоти и крови, но их тоже сделали доброволицами, только мешать с нами, мужиками, не стали. Плоть стриптизерши послужит войне ничуть не хуже плоти студента, фермера или водителя рейсовой амфибии… Когда я подумал об этом, мне стало нестерпимо жаль девчонок, даже больше, чем себя самого.