«Долиною смертной тени»

Варкут’нель-Гайн осмотрел уставивших путников, которые ломятся и от усталости и жары, жажды и голода.

– Не бойся, накорми нас и только скажи, где твой сын. Верь в Единого, всё станется.

Глава восьмая. Чудо Жизни

Вечер этого дня. К северу от Чейзгарда.

– Прекрасный закат, – вдохновлённо произнесла рыжеволосая эльфийка, поправляя зелёную броню на торсе, перед боем.

Два эльфа уставились взглядами на далёкий горизонт, утопающий в золоте и огне уходящего солнца. Там, на далёких рубежах, где солнечный диск касается морской глади, небо красится в изумительные цвета, пестрит пламенным сиянием и в душе рождается ощущение, что сейчас оттуда ринуться к ним колесницы, охваченные жарким пылом и светом. А вода… она словно покрылась напылением чистого и раскалённого злата, став драгоценностью и возвещая о скорой ночи. На востоке же небо посыпается холодным серебром далёких звёзд, и сапфирово-аметистовый покров наступает со стороны Сиродила.

– Да, – согласился Азариэль, смотрящий на своё отражение в плоскости клинка; секунда и меч убран в ножны, а рука прошлась по чёрному панцирю. – Закат сменяет день, а ночь закат, подобно тому, как эпохи сменяют друг друга.

– Мудрая мысль… эльфийская. Явно не от людей.

– Я слышу, ты всё никак не избавишься от расовых предрассудков? Гэ’эль, ты столько сражалась бок о бок с Готфридом, Лирой, Айк’Араном, Арианом и прочими. Не уж то ты всё ещё считаешь, что они причина всех бед и недостойны править Тамриэлем? – удивился Азариэль. – Или ты всё ещё живёшь подростковой травмой души?

– Азариэль, – тягостно вымолвила эльфийка. – Я всю жизнь живу бок о бок с людьми и то, что случилось в моей деревеньке, всего лишь начало. Когда-нибудь, эльфы вернут контроль над своей родиной, знай.

Парень не стал разговаривать на эту тему с девушкой. Понимание того, что всем руководит психотравма, что она настолько глубоко засела в подсознании, настолько укоренилась, что его подруга уже не мыслит жизни без осуждения людского рода.

– Ладно, – отмахнулся Азариэль. – Думай как хочешь. Меня вот что удивляет – почему ты пошла за нами?

– Потому что вы снова сражаетесь против тьмы, марионетками которой стали, как ни удивительно – люди.

– Эн-нет, – усмехнулся парень. – На сей раз всем заправляет не только человек, но и босмерка. Царица Рихада устроила весь этот ужас с даэдропоклонничеством.

– Да-а, грустно получилось. Даже эльфы медленно падают перед злом. Знаешь, – бодро сказала Гэ’эль. – Кто ещё кроме меня за тобой присмотрит? Вот кто? Опять схватишь яду или поймаешь меч. Кто тебя спасёт тогда?

– И то верно. – Азариэль посмотрел на гладкое золотистое лицо дамы. – Я рад, что ты с нами.

– И я рада, что смогла найти тебя. Во всяком случае, это намного веселее, чем бегать по пустошам Морровинда и отбиваться от скальных наездников. – Гэ’эль перевела тема, усмешкой говоря. – Помню ты меня как-то напоил угольным вином.

– А ты мне тогда конфет дала, – улыбнулся Азариэль. – Это… прям до глубины души.

Девушка повернула голову, и они встретились взглядами – нефритовый холод Азариэля и волнующая буря Гэ’эль, в которой парень нашёл свой покой, воспоминания о прошлом размыли боль по Лире. Они бы ещё смотрелись, но сумбурная грубая речь оборвала взаимосозерцание:

– О, вот они. Вы ещё тут за ручки подержитесь, – с недовольством напомнил о себе Крог. – Нам предстоит бить померших ночников, а они здесь не к драке готовяца, а зенки вытаращили.

– Крог, что ты такой нервный? – спросил Азариэль, поправив сумку.

– Ишь ты. Потащил меня в драку и спрашивает. А против кого драца-то будем? Не подумал. Нашёл врагов…

– Это всего лишь стая вампиров, Крог. – На губах Гэ’эль проявилась лёгкая улыбка. – Не думаю, что они сделают нечто страшное нам… тем более я – маг.

– Да шо ты говоришь? А если там высокородные твари? Вот шо ты с ними делать будешь, спрашивается? Ладдно, – гоблин обратился к большой сумке, что у него на пузе. – На те, берите в лапы свои, – Крог протянул двоим странные бумажные свёртки, от которых исходят фитиля. – Это особые «бабах-бабахи». Там пыль и стружка от белых блестяшек, ароматный чеснок, и мне эт, твой папаня дал какой-то сладко-пахнущей смолы. Моя маманя говорила, что это упырей гонит.

– Хорошо, – Азариэль взял два свёртка себе, ибо дама отказалась их использовать. – Посмотрим, что из этого выйдет.

В стороне от всех, пока отряд находился на каменной дороге, Варкут’нель-Гайн на песке соорудил походный жертвенник – пять камешков в середине которых расположилась чашечка из металла. В ней дымятся благовония и щепки, а в качестве жертвы выступили хлебные крошки – единственное, что помещается здесь. Ревнитель Единого посыпал граммами сухих крох чашу и слабый огонь, раскалённые угли красных щеп поглотили их, сделав чёрными и воскурили жертву. После этого, Варкут’нель-Гайн стал тихо шептать, да так, что только гоблин услышал: